| Инновационный бизнес – один из наиболее удобных способов умножения капитала. Однако в Казахстане на инновации нет ни спроса, ни предложения. Программа по диверсификации экономики – планомерный шаг нынешней власти по проведению глобального ребрендинга имиджа Казахстана в сознании отечественной и мировой общественности. Стратегия индустриально-инновационного развития, впервые озвученная в 2003 году, по своей масштабности и частоте цитируемости заняла место национальной идеи – стать конкурентоспособной нацией. В начале этого года президент конкретизировал идею – войти в число 50 самых развитых стран мира, в том числе за счет подъема обрабатывающей промышленности, темпы роста которой в последнее время стали резко снижаться. Точка бифуркации Положение дел в экономике (прежде всего за счет «нефтяной» диспропорции – мы живем хорошо, пока существуют высокие цены на нефть) явно неустойчивое. Государство подошло к тому моменту, когда должен произойти качественный скачок в экономической системе. 2006 год для Казахстана своего рода фазовый переход (точка бифуркации) к совершенно новой форме существования – сервисно-технологической экономике. Стартовые условия республики весьма специфичны – индустриальные активы в большей массе своей физически и морально устарели, технологический уровень казахстанской промышленности, по некоторым оценкам, на полвека отстает от уровня развитых стран. Основная доля доходов в бюджет поступает от сырьевых компаний, которые не проявляют интереса к освоению прогрессивных технологий. Слабая капитализация перерабатывающего сектора не позволяет пользоваться плодами научно-технического прогресса. По данным Министерства индустрии и торговли, только 2% отечественных компаний занимаются разработкой новых продуктов или производственных процессов. Для технологической экономики такой показатель должен быть как минимум в 20 раз выше. Сервисно-технологическая экономика предполагает интенсивную генерацию высокотехнологичных компаний, выпускающих продукцию с высокой добавленной стоимостью, в наших условиях обязательно ориентированную на экспорт в силу узости внутреннего рынка. До сего момента республика ничего подобного не производила даже для собственных нужд – программа по импортозамещению провалилась: не побороть нам китайскую продукцию имеющимися технологическими силами. Для конкуренции же с известными брендами, да еще на их площадке, придется производить товар на порядок лучше в соотношении цена – качество или предлагать что-то, вообще не имеющее аналогов. Чтобы подготовить почву для формирования конкурентоспособных компаний, правительству предстоит провести капитальный ремонт всей экономической системы, что сейчас практически невозможно. Нет спроса, нет предложений Жизненный цикл товаров составляет в среднем всего 3–4 года. Зарубежные компании вынуждены увеличивать расходы на генерацию новой продукции через научно-исследовательские и опытные конструкторские разработки (НИОКР). Доля финансирования прикладной науки со стороны частного капитала в Европе превосходит ассигнования из госбюджета. На новые технологические решения корпорации затрачивают в среднем 20% от своей прибыли, часть таких расходов компенсирует государство в виде налоговых преференций. Классическая схема государственной поддержки инвестирования в НИОКР – вычет из налогов на прибыль затрат на научные исследования. Как показывает мировой опыт, прикладная наука, финансируемая частным бизнесом, имеет сравнительно высокую степень коммерциализации. Компании знают сегменты рынка и четко представляют, какая продукция востребована. Среди отечественных компаний спрос на инновации безнадежно низок – добывающий сектор, имея высокую маржу на продажах, особой нужды в новейших технологиях не испытывает, а производители второго и выше переделов не имеют ни средств, ни высококлассных специалистов для внедрения ноу-хау. Прикладная наука живет только за счет скромных государственных дотаций и самостоятельно генерировать конъюнктурные бизнес-предложения, интересные для частных инвесторов, не в состоянии. В отрыве от бизнеса получить готовые результаты с высокой степенью коммерциализации крайне сложно. Какой бы гениальной ни была научно-техническая идея, ее все равно требуется «затачивать» под запросы потребителей. В финансируемых научных программах расходы на маркетинговые исследования не закладываются, а своих средств у НИИ нет. Да что там маркетинговые исследования, средств не хватает закончить НИОКР, закупить приемлемое оборудование для лабораторий. Даже если государство увеличит финансирование науки в разы, вряд ли она станет «дойной коровой» для бюджета. Единого источника информации о том, какие инновации нужны государству, какую помощь оно готово оказать и как в целом можно продвигать инновационные проекты на рынки, нет. Для американского сценария «посева» наукоемкого бизнеса (идея – компания – инновационный продукт) система еще не созрела. Львиную долю инновационных продуктов в США поставляют компании малого и среднего бизнеса. А у нас малое и среднее предпринимательство составляет всего 20% от ВВП, и все из-за несовершенства законодательной базы. Нужны структуры трансферта технологий из науки в бизнес. Пока производственные компании не будут ставить ученым конкретные задачи и оплачивать результаты работ, новых технологических решений, адаптированных под рынок, будет крайне мало. Инновационный бизнес априори сложнее в реализации, к известным проблемам бюрократического свойства прибавляются высокие риски и минимум двух-, трехлетний цикл освоения продукта, когда прибылей нет, а затраты увеличиваются по крутой экспоненте. Проводник инноваций Основные элементы инфраструктуры уже действуют. Национальный инновационный фонд (НИФ) как менеджер системы финансирует инновационные проекты, НИОКР, выступает партнером венчурных фондов при долевом участии до 49%. Центр инжиниринга и трансферта технологий отвечает за коммерциализацию технологий. Фонд науки выступает в роли основного поставщика проектов. Технопарки и технологические бизнес-инкубаторы, которые должны заработать в этом году, будут доводить проекты до коммерческой зрелости. Венчурные фонды с капитализацией в 100 млн долларов предоставляют бескредитное финансирование в счет будущей доли бизнеса. Костяк инновационной системы фактически сформирован. Сможет ли она сформировать благоприятную среду для инновационного бизнеса? В целом инновационный бизнес можно рассматривать как один из самых удобных способов для умножения капитала. Созревает определенная группа капиталистов, которая не удовлетворена низким процентом роста денег, вкладываемых в ценные бумаги, акции известных компаний или облигации. Появляются управляющие компании с предложениями более эффективных вложений, например, в новые виды бизнеса. На этот спрос отзываются бизнесмены с мегапроектами, как правило, инновационного характера. Сейчас в Казахстане есть капиталисты и разработчики, промежуточные же виды – явление редкое, система не производит самоорганизующейся стыковки между идеями и деньгами. Ученые, изобретатели, НИИ не имеют должного материального вознаграждения за свой интеллектуальный труд. К ним предъявляются неподъемные требования со стороны инвесторов. Для того чтобы получить доступ к финансированию проекта, разработчик должен иметь маркетинговые исследования рынка, потенциальных потребителей, расчеты окупаемости проекта, наличие профессиональных партнеров по бизнесу. Такие требования автоматически отрезают три четверти изобретений от перспектив инвестирования. Нет четкой оценки интеллектуальной собственности, сами по себе разработки неликвидны, отсюда и минимальная доля ноу-хау в инвестиционном проекте. Инвесторы требуют дополнительных материальных активов. Еще одна проблема – защита конфиденциальной информации. При поиске партнеров разработчик вынужден выкладывать свое ноу-хау, не имея гарантий защиты. Отсюда типичная ситуация, когда инвестор не хочет платить за «черный ящик», а разработчик не желает его раскрывать. Предприниматели не имеют доступа к профессиональной информации по перспективным идеям. Декларативные заявления о пути к сервисно-технологической экономике со стороны чиновников не имеют никакой физической и моральной поддержки. Ни налоговых преференций, ни защиты от бюрократических барьеров, ни льготных условий вхождения на внутренний рынок новаторам пока не предлагают. Единственный работающий бонус со стороны государства – бескредитное софинансирование через венчурную схему. Но, во-первых, он весьма ограничен по средствам, порядка 30 проектов на 5–7 лет через венчурные фонды и 5–6 проектов через национальный инновационный фонд. А во-вторых, не решается проблема тех, у кого нет средств на бизнес-план. Возможно, в этом году ситуация несколько изменится. Министерство индустрии и торговли разработало методологию по формированию приоритетных видов деятельности, по ним будут предоставляться инвестиционные преференции в виде налоговых льгот, освобождения от таможенных пошлин и предоставления на ограниченный срок объектов госсобственности. Министерство науки и высшего образования в свою очередь подготовило законопроект «О государственной поддержке инновационной деятельности», который, по обещаниям чиновников, должен стимулировать инновационную активность. Есть «профильные» проблемы и у инвесторов. Они, к примеру, не имеют никаких механизмов защиты вкладов в рисковом финансировании, доступа к объективной научно-технической экспертизе инновационных проектов. И пока государство эти проблемы не решит, национальная инновационная система не сможет обеспечить главного – приемлемой среды обитания для субъектов инновационного бизнеса. Система в системе Другой, не менее важный фактор для генерации инноваций – среда должна быть понятной для всех ее обитателей. Если такое понимание сегодня и есть, то оно явно скрыто в головах наших чиновников. Единого источника информации о том, какие инновации нужны государству, какую помощь оно готово оказать и как в целом можно продвигать инновационные проекты на рынки, нет. Есть отдельные институты развития, которые работают по своим собственным схемам. А информация о системе оценки инновационных проектов для финансирования Национальным инновационным фондом остается за семью печатями. Непонятность инновационной среды усугубляет риски отечественного бизнеса. Они и так на порядок выше, чем в странах, с которыми Казахстан собирается конкурировать на глобальном технологическом рынке. В среднем в инновационном бизнесе из 8 проектов реализуется один, но его прибыль покрывает расходы на другие проекты. Каков показатель в Казахстане, предположить трудно, ведь известного положительного опыта внедрения инновации, появления крупной инновационной компании, нет. Вывод на рынок уникальной продукции – самый сложный этап инновационного цикла, предусматривающий наибольшие затраты. Капитализация компании, расходы на продвижение, реклама, маркетинговая стратегия в борьбе с конкурентами. Классические схемы внедрения большинству отечественных инноваций, скорее всего, окажутся не по карману. Если на генерацию инноваций государство выделяет порядка 100 млн долларов в виде финансирования НИОКР (сумма несопоставима с затратами на научные разработки, к примеру, шведской компанией Ericsson – около 4,5 млрд долларов при уже имеющихся рынках сбыта), то затраты на внедрение скромнее. За первое полугодие 2005 года НИФ выделил на инновационные проекты 35,3 млн долларов, еще 100 млн предоставляют венчурные фонды. Есть и еще одно доказательство (косвенное) отсутствия инновационной среды – инвестиционная деятельность институтов развития. По данным республиканского Счетного комитета, на банковских счетах этих организаций в 2005 году хранилось более 40 млрд тенге, это те средства, которые государство выделило для финансирования перспективных проектов. Складывается такое впечатление, что лучшего применения деньгам, чем положить под депозитный процент, институты не нашли. При отсутствии других механизмов поддержки бизнеса инновационная среда ограничена созданной инфраструктурой, то есть возможностями институтов развития. Вне этой инфраструктуры инновационных процессов не будет. А это значит, частный капитал опять пойдет мимо науки. /,№6 (62), 13.02.2006/ |