| Концепция реформирования научной сферы России в ее нынешнем виде, после правки со стороны Российской академии наук (РАН), оказалась выхолощена. Академики практически реализовали свою мечту: чтобы все было как есть, только денег побольше. Половинчатые псевдореформы не просто бессмысленны — они вредны. Свежий пример — административная реформа. Вместо радикальной перестройки правительства на качественно иных принципах управления, ориентированного на результат, получился передел портфелей, а также сопряженных с этими портфелями “кормлений”. Проблема реформирования науки не дает нам права на ошибку, а времени почти нет. По данным Министерства образования и науки, 49,8% оборудования РАН старше 11 лет и лишь 22% оборудования куплено в течение двух последних лет. С человеческим капиталом дело еще хуже, чем с “железом”: средний возраст исследователей — уже почти 60 лет. Лишь 4% ученого сообщества — вновь пришедшая молодежь. Без реальных реформ российская фундаментальная наука умрет — в прямом смысле этого слова. Минобразования указывает на целый список причин неэффективности госсектора науки сегодня: он слишком велик и раздроблен; финансирование недостаточное, а его в основном сметный характер ориентирует на освоение денег, а не на результат; низкие зарплаты вызывают нехватку кадров; имущество научных организаций нередко используется нерационально и неэффективно; нормативно-правовая база затрудняет корректное оформление прав на результаты научной деятельности. Но главной проблемой сегодня представляется фактор, стоящий в списке Минобразования последним, — плохое качество управления государственным научным сектором. Хотя расходы на исследования и разработки составили в 2003 г. 170 млрд руб., доля капитальных затрат в них не превысила 5%, а расходы на покупку оборудования — 1,8% (!). Патентная активность научных госорганизаций также недостаточная: на них приходится лишь 29% от всех поданных заявок на патенты и 34% полученных патентов. В коммерческом обмене технологиями участвуют лишь 20% научных организаций, а поступления от сделок с зарубежными партнерами составили в 2003 г. меньше 15% от суммарного объема продаж технологий. Наконец, лишь 46,3% научных организаций имели на своем балансе нематериальные активы в 2003 г. (хотя тут есть и объективные трудности из-за несовершенства законодательства). Очевидно, что без участия РАН в разработке концепции реформы научной сферы не обойтись. Но чиновники от науки, мировоззрение и управленческие навыки которых сформировались еще в советские времена, в совершенно других общественно-экономических условиях, не должны играть в этом процессе ключевую роль. Определять цели и приоритеты развития — задача менеджеров, т. е. в данном случае правительства и президента. Роль ученых — из РАН, а также независимых экспертов, незаинтересованных в получении госфинансирования, — консультировать менеджеров в тот момент, когда будет стоять задача выбора наиболее перспективных направлений исследований и самых конкурентоспособных научных организаций. Ведь риск выбора неправильных приоритетов в исследованиях — один из основных в реформе науки, поэтому на руководителей РАН ложится особая ответственность. Сегодня же научное руководство занимается откровенным лоббизмом, стараясь через президента надавить на Минобразования, чтобы купировать реформу и свести ее к увеличению финансирования. И это удается — в новом варианте концепции идея радикального сокращения академических институтов пропала, зато появилось обязательство увеличить зарплаты ученых и довести финансирование научной сферы до 1,8% от ВВП к 2008 г. Простое увеличение финансирования — это в самом лучшем случае вливание молодого вина в ветхие мехи. Как известно, это приводит к тому, что “прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают”. /Ведомости, 01.07.2005/ |