| Кому должны принадлежать результаты научно-технической деятельности? В России наметился поворот к реальной инновационной политике. Началось с того, что 20 января 2004 года на заседании федерального правительства тогдашний и. о. министра промышленности, науки и технологий Андрей Фурсенко внятно озвучил позицию - свою и своего министерства - по вопросу об интеллектуальной собственности. Суть ее заключается в том, что права на результаты научно-технической деятельности, созданные за счет средств государственного бюджета, закрепляются и передаются на безвозмездной основе исполнителю при условии, что вся интеллектуальная собственность будет использована для развития экономики страны. Верность этой концепции Фурсенко подтвердил уже в новом качестве - министра образования и науки. Она получила поддержку большинства министерств, кроме двух, правда, весьма влиятельных. Министерство финансов не хочет упускать сиюминутный, пусть даже копеечный, доход, а Министерство юстиции вообще было одним из главных идеологов "государственного" подхода к торговле интеллектуальной собственностью. И здесь необходим экскурс в недавнее прошлое. Помнится, в начале перестройки западные аналитики предсказывали Советскому Союзу быстрый и почти безболезненный переход к рыночной экономике. Эти оптимистические прогнозы основывались на оценках интеллектуального потенциала страны. И они могли стать реальностью, прими правительство наряду с введением хозрасчета срочные меры для коммерциализации и введения в хозяйственный оборот результатов интеллектуальной деятельности советских ученых и разработчиков. Однако жизненно необходимый закон "Об изобретениях в СССР" был принят только в мае 1991 года, за полгода до распада страны. Последовавшая приватизация промышленных предприятий, не сопровождавшаяся приватизацией интеллектуальной собственности, лишь усугубила правовую неразбериху. Кризис отраслевой науки во многом был обусловлен нежеланием инвесторов вкладывать деньги в производство неизвестно кому принадлежащей продукции. В результате возобладал так называемый государственный подход к проблеме. В начале 1998 года бывший в ту пору министром науки В. Булгак привел ориентировочную оценку всей интеллектуальной собственности, созданной научно-техническим потенциалом России: 400 млрд долларов. По мысли министра, сумей государство всю эту собственность отобрать у разработчиков, и оно могло бы ежегодно зарабатывать для бюджета до 100 млрд долларов! На деле это привело лишь к уводу интеллектуальной собственности в теневой сектор и за границу. А специально созданная для управления ею госструктура под названием ФАПРИД (Федеральное агентство по правовой защите результатов интеллектуальной деятельности военного, специального и двойного назначения) в 2001 году принесла в бюджет вместо обещанных десятков миллиардов долларов несколько сотен миллионов рублей. Иными словами, гора родила мышь. В свое время на аналогичные грабли наступали все промышленно развитые страны. Наиболее удачным следует признать опыт решения этой проблемы американцами, принявшими в 1980 году два основополагающих закона, суть которых выражается короткой формулой: "Право собственности имеет контрактор (исполнитель)". Через несколько лет налоговые поступления действительно составили миллиарды долларов. Но главный эффект от передачи прав интеллектуальной собственности исполнителю состоял в росте американской экономики, превращении страны в мирового лидера в сфере высоких технологий. Сегодня чиновники от науки, похоже, ориентируются на американский путь. Но на нем есть типично российские камни, о которые легко споткнуться. Это и бюрократические "валуны", и соблазн взамен создания нового законодательства легко и оперативно принимать постановления и нормативные акты на уровне исполнительной власти. Это может вновь породить правовую неразбериху и неустойчивость, характерную для 1990-х. Важно, что после радикального изменения структуры правительства департамент интеллектуальной собственности оказался внутри Министерства образования и науки, как сказал в одном из недавних интервью Андрей Фурсенко, "как некий инструмент доведения знаний до рынка", и не попал в ведение Минюста. Но, думается, борьба на верхних этажах власти за распределение прав на результаты интеллектуальной деятельности не закончена. ...Право интеллектуальной собственности было введено в России манифестом Александра I от 17 июня 1812 г. Сначала оно трактовалось как милость, даруемая государством изобретателю. Великий реформатор Александр II закрепил право изобретателя на "получение привилегии при отсутствии к тому законных препятствий". С тех пор желание превратить право в милость (часто небесплатную) не дает покоя некоторым чиновникам. Цена вопроса - будущее страны. Об авторе: Александр Винников, кандидат физико-математических наук Санкт-Петербургские ведомости (Санкт-Петербург), № 83, 06.05.2004 |