| Пока наше государство накрывает постсоветские инновационные структуры институциональными колпаками, частные корпорации строят свои инновационные подсистемы открытыми для мировой технологической конкуренции. С окончанием холодной войны национальные системы по управлению НТП оказались в тупике. Попытки стимулировать спрос на новые технологии в отсутствие очевидной для всего общества абсолютной угрозы как раз и привели к созданию того, что сегодня обозначается популярной аббревиатурой НИС (национальная инновационная система; в докладах небезызвестной РЭНД начинает появляться в самом конце 80-х—начале 90-х годов). Был ли это симулякр, призванный заменить обозначение настоящей угрозы в глазах налогоплательщика, или ответ на действительный технократический вызов, рассудят историки. В любом случае развитые экономики наполняли эту аббревиатуру реальным содержанием не быстро и не без проблем. Идеи глобального потепления, исчерпания углеводородов, СПИДа, терроризма и проч. выглядят все же менее убедительно, чем советская ядерная атака. Именно с абсолютностью новых угроз, призванных раскошелить общество на длинную чреду новых НИОКР, и возникали проблемы. Тем не менее последний подарок холодной войны — компьютерная и телекоммуникационная революция — на какое-то время обеспечил развитым экономикам технологический допинг. Сегодня ситуация стала критической, что особенно хорошо заметно по метаниям передового отряда зарабатывающих на горячей инновационной конъюнктуре — венчурных капиталистов. Новые, рискованные даже с точки зрения ветеранов Силиконовой долины, проекты в области альтернативной энергетики, нанотехнологий или алгоритмизации драгдизайна вместо мейнстримовских онлайн-магазинов и поисковиков уже не выглядят экзотикой. Инновационные прослойки развитых экономик безуспешно пытаются поймать «правильные» сигналы, но кто их в состоянии послать? Размытость мировой конъюнктуры НТП в каком-то смысле оправдывает выжидательное поведение российской политической элиты, боящейся даже заикнуться о четких технологических приоритетах или окончательно поставить вопрос о реформировании разрушенной постсоветской системы НИОКР, если бы не одно «но». Консервируя неопределенную ситуацию, помещая и науку, и инновационный бизнес под институциональные колпаки вроде «ядра академической науки» с избыточным госфинансированием или технико-внедренческих особых экономических зон, власть параллельно продолжает вести ползучую национализацию крупного бизнеса, который как раз в последние год-два дорос до постановки реальных инновационных задач и начал строить механизмы для их решения. Самый яркий пример — открытие ЮКОСом «пятизвездочного» отраслевого института по нефтехимии практически одновременно с посадкой Ходорковского, далее приведем и другие примеры. Ирония исторического момента заключается в том, что в тех же условиях неопределенности технологической конъюнктуры и отсутствия четких ориентиров со стороны государства и природы представители инновационных сегментов более сильных экономик советуют ориентироваться как раз на крупный бизнес. По их мысли, именно большие корпорации, работающие на глобальном рынке, могут дать ориентиры в сегодняшнем инновационном межсезонье. Как говорит в интервью американской консалтинговой компании WetFeet, Inc. один венчурный аналитик, «в действительности, чтобы обеспечить рост в нашей отрасли, именно большие компании должны развиваться успешно. Мы только сейчас начинаем это понимать. Тогда повышается качество всех участников венчурных процессов. Повышается качество руководящего состава. Предприниматели становятся лучше. Венчурные капиталисты консолидируются. Я считаю сегодня наиболее важно быть связанным с корпорациями — отраслевыми лидерами верхнего эшелона». Он прав, этот аналитик: именно ТНК, вовлеченные в глобальную конкурентную борьбу, могут предъявить качественный, правильно ориентирующий другие инновационные институты спрос на технологии. Если нет настоящей войны, нет абсолютной угрозы жизни общества, у самой несовершенной корпорации инновационный нюх может оказаться лучше, чем у самого сильного государства. Ноев ковчег Проиграв в холодной войне, мы пятнадцать лет меланхолично наблюдали за стремительным усыханием нашей техносферы и сопутствующей этому процессу потерей национального инновационного потенциала. Сегодня элита встрепенулась — о переводе экономики на инновационные рельсы говорят все власть имущие от президента до министерских клерков. Понимают ли они, о чем говорят? Может быть, кто-то из них предлагает нам реальную инновационную стратегию страны? Не похоже. Отдельные детали национального инновационного механизма, разработанные и внедренные в более успешных экономиках, у нас за последний год тоже появились в изобилии. Есть у нас и аналог американского закона Бая─Доула, эмансипирующего интеллектуальную собственность, созданную на госденьги, и особые экономические зоны для инновационных предпринимателей со льготным налогообложением и прозрачной облегченной таможней. Более того, получить бюджетные деньги на доводку своего технологического проекта сегодня на порядок проще, чем несколько лет назад, даже если речь идет о миллионных долларовых суммах. Но пока все это — работа над деталями, сборка автомобиля из комплектующих в отсутствие какого бы то ни было водителя. Власть на самом деле по-прежнему не знает, как распорядиться осколками советской инновационной системы, местами представляющими просто мертвую материю, местами же причудливо проросшими в рамках новых организационных форм. Справедливости ради отметим, что, не зная, она все-таки не собирается потворствовать процессу неуправляемой деградации и выбирает не самую сильную, но, как уже отмечалось выше, оправданную, по крайней мере на первый взгляд, стратегическую позицию: да, мы не в состоянии сегодня работать с национальным инновационным потенциалом, но за нами придут другие, и им придется-таки строить инновационную экономику. Для этих других и надо сохранить «инновационные ядра». Сделать же это лучше всего, накрыв их в ожидании более или менее определенных сигналов, идущих от мирового инновационного рынка, изолирующими от злой и недальновидной текущей рыночной конъюнктуры институциональными колпаками вроде ОЭЗов, ядерных НИИ, поддерживаемых государством или грантами РФФИ и Фонда содействия. (Еще раз оговоримся: в оценке интенций нынешней политической элиты мы пока все еще остаемся оптимистами, предполагать, что «институциональные колпаки», этот Ноев ковчег для «инновационных тварей», не элемент пусть и несовершенной стратегии, рассчитанной на подход следующего, более мудрого поколения, а просто набор случайных решений, для нас было бы слишком грустно.) Об олигархической любви к науке В условиях отсутствия четко прописанного интереса государства к выстраиванию контуров инновационной экономики и недостатка амбиций у малого инновационного бизнеса брать на себя решение задач развития научно-технической инфраструктуры приходится крупным компаниям. Особенно много вкладывают в новые технологии корпорации, работающие с сырьем или на уровне первого-второго передела. К примеру, «Русский алюминий» за последние четыре года потратил несколько миллиардов долларов на обновление технологий. Так как основные технологии производства алюминия были разработаны Всероссийским алюминиево-магниевым институтом, «Русал» выкупил контрольный пакет организации, по проектам которой построено более сорока предприятий по производству глинозема, алюминия, магния и электродной продукции на территории бывшего Союза и за границей (Китай, Турция, Египет, Индия, Израиль). В последнее время на новые научно-технические разработки ВАМИ получено 460 международных патентов. Зарубежным фирмам продано более ста лицензий на право их пользования. А вот как это происходит, например, в области альтернативной энергетики, в которую сейчас готовы вкладываться очумевшие от отсутствия ориентиров венчурные капиталисты. Именно большие корпорации, работающие на глобальном технологическом рынке, могут дать ориентиры в сегодняшнем инновационном межсезонье и обществу, и государству «Норильский никель» совместно с Российской академией наук и Московским университетом задумал программу (ее стоимость в текущем году превышает 30 млн долларов) научных исследований и разработок в области водородных технологий и топливных элементов, направленную на создание научного и технологического задела по важнейшим прорывным энергетическим проектам будущего. Ее цель в том, чтобы исследовать, разработать и выбрать конкурентоспособные технологии, которые понадобятся для массового производства эффективных топливных элементов (и стационарных энергетических установок, и портативных источников питания), а также дешевых способов производства, хранения, аккумулирования и распределения водорода. Программа охватывает весь спектр современных проблем водородных технологий и направлена на ускоренную трансформацию результатов фундаментальных научных исследований и разработок в конкурентоспособную наукоемкую продукцию. На самом деле работа у «Норникеля» с академией не заладилась. Вложенные компанией в 2004 году 20 млн долларов результата не принесли. Компании пришлось создавать собственную корпоративную НИОКР-структуру. По словам высокопоставленного сотрудника корпорации, «за последние три года мы просканировали 250 академических институтов, и в итоге получили удручающее впечатление: нет сегодня в стране фундаментальной науки, по крайней мере, связанной с водородной тематикой, и было принято решение создать Национальный инновационно-инжениринговый центр водородных технологий и возобновляемых источников энергии на базе 'Норникеля', перекупив специалистов: мы поняли, что новые прорывные технологии создают отдельные лица, а не академические институты». Сегодня уже разработаны проекты новых энергетических установок на топливных элементах для электро- и теплоснабжения различных объектов жилищно-коммунальной и социальной сферы, нефтегазового комплекса и для систем так называемого автономного распределенного энергоснабжения. Есть инновационные предложения со стороны крупных корпораций и для традиционной энергетики. Только рынок модернизации энергетического оборудования в ближайшие десять лет превысит 20 млрд долларов (если говорить о сухих материях, речь идет об обновлении рабочих колес гидротурбин, разработках отдельных компонентов паротурбинных установок, новых газовых энергетических турбин). Здесь без помощи государства, по идее, не обойтись. Но пока наши энергомашиностроители опираются на свои силы. В «Силовых машинах» приводят такие цифры: расходы на НИОКР в турбо- и генераторостроении составляют в среднем от 5 до 15% от цены контракта. Так дешево, потому что еще можно пользоваться советским заделом. Но если говорить о новейших разработках, доля НИОКРа вырастет в разы. Пока российские энергомашиностроители опережают не только конкурентов из развивающихся стран — Китая, Индии или Бразилии (на наших технологиях они и вырастили свое энергомашиностроение, продукцию которого теперь продавливают на внешние рынки), но не отстают и от мировых лидеров отрасли. Слава богу, те же китайцы (они уже выходят на российский уровень оплаты труда рабочих, стоимости сырья и материалов и др.) еще существенно отстают по уровню научных исследований и конструкторских разработок. И это одно из ключевых условий сохранения традиционных факторов конкурентоспособности продукции отечественного энергомашиностроения (низкая цена по сравнению с западным оборудованием при сопоставимом качестве). Опыт «Силовых машин» — это еще один пример корпоративного вклада в создание элементов национальной инновационной системы. В рамках корпорации сделана успешная попытка создать крупную национальную специализированную наукоемкую компанию. Специфика организации российского турбо- и генераторостроения традиционно состоит в том, что конструкторские бюро на заводах имеют очень сильные позиции, сложившиеся инженерные научные школы. В «Силовых машинах» СКБ удалось не только сохранить, но и развить. Кроме того, концерн купил контрольный пакет акций ведущего отраслевого НПО Центрального котлотурбинного института им. Ползунова, занимающегося проектированием и стендовыми испытаниями энергетического оборудования. Существенно, что указанная консолидация впервые в постприватизационной истории развития национальной отрасли проведена на новой корпоративной основе, в рамках крупной промышленной компании с преобладанием национального частного капитала. «Силовые машины» разработали проект газотурбинной установки средней мощности для электростанций и изготовили головной образец этой турбины. Разработаны проекты энергосберегающего оборудования для малой энергетики (турбодетандерные агрегаты и др.). Конструкторско-технологические подразделения «Силовых машин» (СКБ заводов и НПО ЦКТИ) — разработчики основного оборудования машинного зала для атомных электростанций нового поколения (в том числе для атомных реакторов, работающих на быстрых нейтронах). Последние несколько лет «Силовые машины» ежегодно тратят на техперевооружение и НИОКР в среднем примерно 30 млн долларов. Сегодня это в основном собственные средства. Бюджет НИОКР «Силовых машин» позволяет поддерживать текущий уровень конкурентоспособности выпускаемой продукции до 2010 года. Но этого бюджета, конечно, недостаточно для удержания конкурентоспособности компании после 2010 года хотя бы на текущем уровне, не говоря уже о возможном росте. Стратегические НИОКР западных компаний на 30─40% финансируются за счет госбюджета. Например, государственные инвестиции в НИОКР частных компаний в 1998─1999 годах в США составляли 31% (71 млрд долларов), в Японии — 18% (16 млрд долларов), во Франции — 40% (11 млрд долларов), в Италии — 51% (6,6 млрд долларов). Если говорить об энергетике, то в промышленно развитых странах за счет государственных средств реализуются многие программы: в США с 1992 года работает программа отработки перспективных газотурбинных технологий ATS (Advanced Turbine Systems), обеспечивающих достижение в ПТУ КПД до 60% с минимальными экологическими выбросами. (В рамках этой программы фирма General Electric получила от минэкономики США 98 млн долларов, а фирма Westinghouse — 48 млн.) С 1992 года в США осуществляется программа министерства энергетики «Горение 2000 года», которая предусматривает создание пылеугольных энергоблоков с КПД около 47% и низким уровнем выброса загрязняющих веществ. Страны ЕС с 1997 года выполняют программу Тhерmie, которая предусматривает создание пылеугольного энергоблока на сверхвысокие параметры пара мощностью до 1000 МВт и с КПД более 55%. Осуществляется и европейская программа по разработке энергоблока мощностью 1500 МВт с водо-водяным реактором EPR-1500 (в 2005 году его начали строить в Финляндии). В России для исполнения «Программы создания мощных ПГУ» предоставлено государственное финансирование в объеме 450 млн рублей (около 15 млн долларов) на период 2003─2005 годов (на долю ОАО «Силовые машины» приходится 205 млн рублей, или около 7 млн долларов). Но этот проект скорее исключение, чем правило. Не ждите мудрого преемника Может ли крупный бизнес сам по себе стать локомотивом инновационного роста экономики? На первый взгляд нет — без активного участия государства нигде и никогда инновационные прорывы не осуществлялись. С другой стороны — нынешняя ситуация дезориентации национальных инновационных систем тоже достаточно уникальна. То, что делают сегодня США, лучшие представители Европы, Япония или даже Китай, больше всего похоже на симулирование инновационного процесса, но симуляция эта хорошо продумана: вместо абсолютной угрозы предлагаются, например, технологические коридоры в экологической, энерго- и ресурсосберегающих областях, согласованные местными политическими и технократическими элитами с национальными отраслевыми лидерами. Государство просто прислушивается к мнению экспертов отраслеобразующих ТНК. Прежде чем приступить к написанию собственной национальной инновационной стратегии, нам нужно тщательно изучить отраслевой (корпоративный) инновационный спрос, прежде всего со стороны ТНК. Корпорации помогут сориентироваться государству и обществу — ведь они уже там, на глобальном рынке, они уже пытаются вписываться в технологические коридоры, выстроенные на безрыбье продвинутыми экономиками. Они уже знают, какие технологии они не смогут купить у конкурентов, и, следовательно, их придется разрабатывать самим с помощью осколков инновационной системы, призванной когда-то, на прошлом этапе развития НТП, бороться с абсолютной угрозой. Политика «ноевых ковчегов» нормальный бизнес не устроит — у него уже есть длинный список технологических проблем, которые решать нужно сегодня, не дожидаясь прихода более мудрого преемника. /, №1-2(496), 16.01.2006/ |