Центры трансфера технологий - звено между наукой и бизнесом
Создаваемые ныне Центры трансфера технологий (ЦТТ) претендуют на роль одного из ключевых элементов в инновационной инфраструктуре страны. Основное их предназначение - стать связующим звеном между наукой и бизнесом. Как это происходит на деле, рассказывает заместитель директора Фонда «Центр стратегических разработок «Северо-Запад» и по совместительству директор ЦТТ «Северо-Запад» Александр Малиновский.
- Александр Валерьянович, как возникла идея создания Центров трансфера технологий?
Первый шаг по созданию ЦТТ был сделан два года назад, когда Минпромнауки разработало базовый документ — Концепцию развития венчурной индустрии в России. Тогда государство объявило о намерении создать благоприятные условия для того, чтобы в российскую инновационную сферу пошли деньги венчурных фондов. В Концепции было впервые прописано, что на базе ВУЗов, академических и отраслевых институтов должны создаваться специализированные структуры, которые условно были названы «центрами трансфера технологий». Именно они должны заниматься коммерциализацией результатов научных разработок, в том числе, полученных за счет средств целевого государственного финансирования.
Год назад при поддержке Минпромнауки было запущено шесть таких Центров, один из них в Санкт-Петербурге. Хотя они немного отличаются по организационной схеме и принципам работы, у всех одна цель — создание новых бизнесов на основе технологических разработок, возникающих в научно-исследовательских отраслевых и академических институтах и ВУЗах.
- Разве до ЦТТ никто не пытался заработать на таких разработках?
Конечно, идея коммерциализации научного потенциала не нова. Были и сегодня вполне успешно работают компании, которые занимаются патентованием и лицензированием разработок. Но их деятельность в основном сводится к попыткам создания лицензионного потока, т.е. продаже лицензий и получении от этого каких-то доходов. ЦТТ же занимается еще и созданием компаний, которые могли бы выпускать товары. На Западе инфраструктура создания нового продукта из научной идеи работает как часы уже десятилетия. У нас же – особая история.
В России ни у государства, ни у институтов, ни у разработчиков не было заинтересованности в коммерциализации разработок, которые получали в рамках НИОКР, профинансированных государством. Дело в том, что перед научно-исследовательскими институтами и университетами задача коммерциализировать свои наработки не ставилась изначально. Кроме того, вся интеллектуальная собственность на изобретения, зачастую представлявшие собой просто набор технической документации, принадлежала государству. Институтам не было смысла заниматься вопросами, связанными с защитой прав, которые им не принадлежали.
Государство же защитой прав на свои разработки не занималось. Исключение составляли лишь разработки военного и двойного применения, которые были в ведении ФАПРИД.
Что касается мотивации разработчика – то он мог делать это только ради своего имени. Он мог опубликовать работу, рассказав миру, чего он достиг. По закону разработчики должны были уведомить работодателя о возникновении патентоспособного решения. На деле же за неимением стимулов, институты за этим жестко не следили, сотрудники публиковались вопреки этому правилу и зачастую ноу-хау и патентоспособные решения раскрывались до того, как они были как-то защищены. Институт на них не давил, чтобы хоть как-то удержать сотрудников, поскольку не мог обеспечить им достойного финансирования. Фактически на уровне разработчика и института возникала негласная договоренность: мы вам платим небольшие деньги, но не вмешиваемся во все остальное, только делайте то, что положено по госконтракту.
-Но ведь инновационные компании, рождавшиеся в 90-х, работали не только из соображений продвижения имен своих разработчиков?
Первая волна новых российских технологических компаний была создана на базе бывших опытных производств. Люди, которые там работали, были ближе к конечному продукту и понимали, как от разработки сделать шаг к продукции. И учились зарабатывать на этом. Но, производя и продавая такой продукт, они зачастую не учитывали интересов института, в рамках которого этот продукт разрабатывался. Кроме того, тогда эта волна не была поддержана инфраструктурно: не было ни знания, ни опыта, ни понимания как в этой сфере работать и защищать свою интеллектуальную собственность. И хотя примеров успешных компаний, прошедших через тернии 90-х, немало, было бы преувеличением говорить об успешности развития малого инновационного предпринимательства в целом. Статистика это подтверждает: в середине 90-х в России работало боле 50 тысяч малых компаний в сфере «наука и научное обслуживание», в начале этого века – не более 28 тысяч.
-Как же теперь предполагается выстроить цивилизованную цепочку между наукой и рынком?
Теоретически это можно сделать несколькими способами. Можно накачать бюджетными средствами те же самые институты, чтобы они довели свои разработки до рыночного продукта и потом передали его в производство, в первую очередь, наверно, государственное, потому что государство оплачивало его разработку. Но тогда надо соответственно восстанавливать систему государственного финансирования всей цепочки создания нового продукта – от возникновения идеи до его производства и продвижения на рынке. Бюджет мал и такой способ решения невозможен. Поэтому была заложена другая основа: государство дает несколько стартовых условий, при которых на базе этих разработок возможно возникновение самостоятельного инновационного бизнеса.
- О каких условиях идет речь?
Во-первых, начали создаваться профессиональные инфраструктуры, такие как ЦТТ, которые могли бы способствовать возникновению бизнеса на научных разработках.
Во-вторых, появились денежные средства на стартовый капитал. Финансирование малых инновационных компаний на начальной стадии — это наиболее рисковая область и на западе она всегда покрывалась государством или бизнес-ангелами. В России бизнес-ангелов практически не существует, соответственно, это государственное дело. На этом же принципе работала американская программа SBIC в начале 70-х годов, которая подтолкнула волну создания новых технологических бизнесов. В 2003 году в России, пускай с меньшими финансовыми возможностями, но все-таки Фондом содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере была запущена программа «Старт», позволяющая финансировать инновационные проекты на самой начальной стадии развития. Раньше этот бюджетный Фонд мог финансировать только развитие существующих компаний.
Надо сказать, что решения о создании Центров трансфера технологий и о возможности использования половины денежных средств Фонда содействия на стартовые проекты – были приняты синхронно.
Важный аспект – необходимость правового обеспечения процесса коммерциализации научных разработок. Это означает, что надо определяться с правами на интеллектуальную собственность. Ведь сегодня из правового оборота выпадают так называемые результаты научно-технической деятельности, полученные в научных коллективах за государственный счет. А ведь это самое интересное для коммерциализации. Между тем лишь один процент таких результатов используется в официальном хозяйственном обороте, остальное большей частью используется нелегитимно. По этому вопросу в прошлом году Минпромнауки были разработаны предложения, и они прошли согласование в Правительстве. По этим предложениям, государство уступает институту-разработчику права на объекты интеллектуальной собственности, которые возникли на базе разработок, профинансированных бюджетом, как это и происходит во всем цивилизованном мире. Сейчас в связи с реорганизацией Правительства этот процесс немного приостановился, но я думаю, что он будет продолжен.
И четвертый момент -- вступила в действие новая часть Налогового Кодекса, в котором из налогооблагаемой базы по налогу на имущество исключены права на интеллектуальную собственность. Раньше одним из барьеров для создания капитализированной интеллектуальной собственности была цена вопроса, потому что если ты поставишь на баланс интеллектуальную собственность по реальной рыночной стоимости, то сразу будешь платить 2% налога от стоимости, даже если ты ее еще не используешь в хозяйственном обороте. Сейчас этого барьера нет.
-Какова последовательность создания первых Центров трансфера технологий?
Изначально Минпромнауки поддерживало создание таких Центров на базе любых академических и отраслевых государственных институтов, университетов и ВУЗов, подведомственных министерству. Но пока это неподъемная задача, и первые шесть ЦТТ начали создаваться по окружному принципу. Здесь нет политики, просто была взята такая точка отсчета. Это не значит, что ЦТТ работает на какой-то определенный федеральный округ. Он работает с теми партнерами в регионе, которых смог к себе привлечь: ведь работа Центра трансфера технологий сродни работе венчурного или seed-фонда (посевного фонда), а работать с такими бизнесами можно только находясь от них, как говорят инвесторы, «через дорогу».
В Санкт-Петербурге в декабре 2003 года был создан ЦТТ «Северо-Запад», один из шести по той программе. Центр стратегических разработок «Северо-Запад» разработал методику работы ЦТТ, обеспечил его кадрами и базовым финансированием. Партнеры по проекту – Всероссийский государственный научный центр «Государственный оптический институт им. С. И. Вавилова» и Санкт-Петербургский Государственный университет информационных технологий, механики и оптики - являются основными заинтересованными сторонами в создании такой структуры и участвуют в процессе коммерциализации своими разработками.
Сейчас заканчивается новый конкурс Минобрнауки по созданию еще 10 центров.
-Как работает ЦТТ на практике?
Мы не изобретали ничего нового, просто проанализировали, как подобные структуры работают в мире.
Во-первых, мы для своего случая решили, что ЦТТ должен быть самостоятельным юридическим лицом. Причин тому несколько, это обеспечивает работоспособность центра, созданного организациями различными по системе подчиненности и организационно-правовой форме. Так как работа не будет замыкаться только на двух партнерах, и Центр предполагает работать и с другими организациями, мы договорились, что наиболее комфортной формой существования ЦТТ будет некоммерческое партнерство. Кроме того, эта форма удобна и для вовлечения государственных организаций.
Мы также понимали, что основная деятельность ЦТТ на рынке — это работа все-таки не с партнерами, а с инвесторами. Инвестор же для создания новых компаний никогда не будет работать ни с государственной, ни с общественной организацией. Некоммерческая организация по своим целям и задачам не заинтересована в прибыли, поэтому она по определению не является партнером для инвестора. А государственная организация зачастую не может контролировать процесс, потому что доходы принадлежат не ей, а государству, и там мотивация сразу уходит. Поэтому мы создали ЦТТ в виде двух компаний. Одна – это некоммерческое партнерство. Вторая – это управляющая компания (закрытое акционерное общество), являющаяся «дочкой» партнерства. Партнерство отыскивает коллективы разработчиков с перспективными взглядами, идеями, с возможностями развития технологий. А управляющая компания занимается непосредственно созданием бизнеса на базе этой технологии.
Капитал создаваемой компании по общей схеме работы ЦТТ складывается из трех долей: предпринимателя, владельца технологии (института) и ЦТТ. Ориентировочно в соотношении 30/30/30. Предпринимательская доля может учитывать и интересы авторов-разработчиков, которые в этот бизнес придут из науки и будут в нем работать.
ЦТТ на этом этапе играет роль seed инвестора: вкладывает в компанию средства, знания, кадры, свои возможности, исследует рынок, готовит все инструменты для привлечения следующего инвестора. При подходе к следующему инвестиционному раунду, когда появляется финансовый и стратегический инвестор, ЦТТ продает свою долю следующему инвестору и уходит из этого бизнеса. Это либо 30%, либо больше за счет уменьшения предпринимательской доли в пользу нового инвестора.
-- То есть ЦТТ работает, по сути, на фазе «pre-seed», то есть до посевных инвестиций в компанию?
Конечно. Ведь для финансирования start-up стадии, когда у компании уже есть прототип продукта или даже сам продукт, у ЦТТ просто нет финансовых возможностей. Во всяком случае, мы еще не создали рядом с собой или внутри себя финансовый институт, который смог бы поднять и start-up-овскую фазу. Пока мы можем себе позволить на базе идеи создать компанию, помочь разработчикам «упаковать» их разработку в реальный продукт, понятный инвестору. А сразу после нашей стадии этими компаниями должны заняться, к примеру, венчурные фонды. Собственно говоря, мы создаем deal flow (поток сделок) для венчурных фондов.
Вообще-то, то, чем занимаемся мы, должна делать управляющая компания венчурного фонда – это ее задача отыскивать для инвестиций будущие сделки. Но в России венчурные фонды практически не работают на уровне идей, все стараются поймать проект на менее опасном с точки зрения инвестора уровне – когда уже создан рыночный продукта, а таких продуктов крайне мало. Поэтому задача ЦТТ — закрыть эту нишу. Наша цель взять разработчика и провести его через «долину смерти» (есть такой термин, характеризующий стадию развития от идей к продукту) до этапа, когда его проект можно назвать компанией. Это значит, что ЦТТ берет на себя не только управленческую, но еще и предпринимательскую функцию.
-Но для ощутимого результата таких Центров должно быть немало.
Инновационный пласт, скрытый в институтских закромах, нам одним не поднять. Но пока институты и ВУЗы не столь экономически самостоятельны и сильны, чтобы заниматься этим процессом в полной мере самим. Поэтому сейчас мы занимаемся в каком-то смысле странной работой – создаем себе конкурентов. Мы помогаем создать ЦТТ и внутри институтов и ВУЗов у нас в Петербурге и в других регионах.
-За какое время можно раскрутить проект – от идеи до создания компании?
Мы рассчитываем, что от 4 до 6 месяцев в среднем займет упаковка идеи и создание бизнес-структуры. А какое время займет развитие до фазы, когда будет создан товар, зависит от технологии. Каким-то проектам хватит и года, а каким-то потребуется 1,5 –2 года.
-Александр Валерьянович, а есть что раскручивать, может, ЦТТ и заняться вскоре будет нечем?
Знаете, оценки невостребованной российской интеллектуальной собственности различаются даже не в разы – на порядки. Многое зависит от того, что считать: пыльные полки, на которых лежат эти разработки, или реальные группы ученых, которые способны что-то генерить. Это две точки отсчета.
Если бы мы работали исходя из первой, то зарылись бы на годы, изучая патенты и научно-технические отчеты и проводя так любимые в ведомствах «инвентаризации». Мы же идем от второй точки и ищем тех, с кем можно работать. Для этого мы еще в ноябре 2003 года в двух партнерских институтах – ГОИ и ИТМО провели конкурс идей и разработок, потенциально интересных рынку – это и проекты, существующие только на уровне идеи, и уже известные технологии, для которых возможны новые применения. Мы ограничили только тематику разработок – она не должна была быть военной. Конкурс был запущен, что важно, от лица руководства этих институтов, а управляющими этим конкурсом стал как раз наш ЦТТ. Всего было подано 42 проекта. Из них будем дальше работать над 5-6. Было и так, что представленные проекты оказывались неинтересными, но за ними стояли интересные группы разработчиков, умеющие плодотворно работать. И сейчас мы продолжаем работу с теми, в ком увидели перспективу. Это нормально, работа ЦТТ с разработчиками — это штучная работа, что подтверждает мировая практика. Один из самых успешных центров трансфера технологий, который я видел, работает в Канаде и за 8 лет своего существования создал целых 50 компаний – это практически одно из первых мест на Североамериканском континенте.
Сейчас мы делаем еще один шаг. В ИТМО запустили подобный конкурс среди выпускников и аспирантов. Мы предполагаем, что если даже проиграем на качестве технологий, то можем выиграть на предпринимательской активности, потому что в студенческой среде она присутствует.
- Первые шаги уже сделаны, какие проблемы Вы считаете наиболее сложными?
Наш опыт показал, что для инновационной сферы деньги, административные барьеры – все это преодолимо. Проблема номер один — отсутствие в институтах предпринимателей. Нет людей, которые были бы способны этот бизнес вести именно как бизнес, создавая продукт и продвигая его на рынке. Ученому привычнее созидать, не выходя за стены лаборатории своего же института. Пока мы предпринимателей для своих проектов вытаскиваем изнутри своего ЦТТ, но этот ресурс очень ограничен.
Вторая проблема, на которую мы наткнулись — это отсутствие «упакованных» идей. Большинство НИР и ОРК, с которыми мы ознакомились, не имеют даже подготовленной технической документации, что уж тут говорить о готовности этого продукта к продвижению на рынок.
Другая не менее важная проблема – это внутреннее сопротивление научных коллективов процессу коммерциализации разработок. Идти к бизнесу интересно тем, кто хочет развивать свой институт в новых условиях. Однако в научных кругах до сих пор существует непонимание того, что идущий процесс необратим, и государство все равно поменяет систему бюджетного финансирования науки. Другая причина противодействия — боязнь научных институтов потерять кадры. Причина этого страха понятна и мотивирована. Привлечь кадры в научные или образовательные институты очень тяжело. Мы же предлагаем создавать проекты на базе технологий, куда в какой-то момент разработчик должен уйти, иначе бизнес не разовьется. Но я не думаю, что это минус для института. Во-первых, уход разработчика в компанию, вовсе не означает, что он перестает быть ученым для этого института. Во-вторых, проявится эффект обратной связи. Пойдет постоянное кадровое обновление, институт начнет работать и зарабатывать в рыночной реалии, будет понимать, что нужно сейчас рынку и какие технологии нужно разрабатывать. И тогда со временем появятся всемирно известные торговые марки -- «сделано в институте Российской Академии Наук»
Контактная информация: Головной офис Центра трансфера технологий располагается в Санкт-Петербурге. т. (812) 331-75-64, e-mail: