| «В нашей науке за последние 15 лет не было крупных проектов, деньги уходили в никуда, а средний возраст сотрудников Академии наук — 70 лет», — говорит президент Курчатовского института академик Евгений ВЕЛИХОВ. С СОВЕТСКИХ времен есть хороший афоризм: «Величие ученого состоит в том, на сколько лет он задержал развитие науки в своей области». Увы, в этом есть доля истины… Академик Арцимович назначил меня руководителем программы термоядерного синтеза, когда мне было 36 лет. И сегодня возраст тех людей, которых надо ставить на крупные проекты, должен быть до 40 лет. — Евгений Павлович, что вы имеете в виду под крупными проектами? — Сегодня мы опять не понимаем, как устроена Вселенная. 25 процентов ее вещества — это неизученная материя. Ускорение и расширение Вселенной требует объяснения. Сегодня это идея о существовании темной энергии. Как и на рубеже ХХ века, мы сталкиваемся с принципиальными затруднениями в объяснении природы вещей. Правда, есть и интересные открытия. В ядерной физике группа ученого Аганесяна вышла на «остров устойчивости» сверхтяжелых элементов. В субъядерной физике уже в нескольких экспериментах на крупных ускорителях в ЦЕРНе (Европа) и Брукхэвене (США) наша группа измеряет температуру кварковой плазмы. Это температура порядка двух-трех триллионов градусов, при которой протоны и нейтроны плавятся. Совместно с Японией, Америкой, Китаем, Кореей и Францией мы рассчитываем начать сооружение первого экспериментального термоядерного реактора, который будет сжигать переработанное топливо. Этот проект Россия предложила 20 лет назад. И только теперь мы договорились воплотить этот проект в жизнь. Для нас это обеспечение будущего участия России в высокотехнологической промышленности. Обсуждается вопрос о создании национальной энергетической компании, которая должна выйти на глобальные рынки. Без гвоздя голова не работает — НЕСКОЛЬКО лет назад вы пытались избираться депутатом в Госдуму. Зачем крупному ученому понадобилось идти в политику? — Я участвовал в реальной борьбе. Боролся за то, чтобы Россия не потеряла свою индустриальную мощь, рабочие места. К сожалению, правительство Гайдара и близкие к нему люди говорили, что все это от лукавого. Я настаивал, чтобы лицензии на крупнейшие месторождения не ушли на западные фирмы, потому что они гонятся не только за прибылью, но прежде всего за рабочими местами. Возьмите крупное месторождение Приразломное. Там уже должна была стоять платформа, которая сегодня давала бы 7 миллионов тонн нефти в год. Это 2–3 миллиарда долларов! Но только сейчас заканчивает ее строительство Северодвинский завод, Севмашпредприятие. Только на оборонных проектах оно бы не выжило, погибло бы, как многие другие, его спас именно этот заказ. Рабочие, сварщики на этом предприятии сегодня получают тысячу долларов в месяц. Весь город сейчас по-другому выглядит, дети там не роются в помойках. И в этом была моя большая борьба. Меня обвиняли в том, что я старый идиот, который противостоит мощному молодому капитализму. Сегодня у нашего президента есть понимание значимости таких проектов, поэтому я могу меньше заниматься политикой и больше сосредоточиться на науке. — Вы как-то сказали, что страна, которая не придает значения образованию своих детей, в частности образованию техническому, не имеет будущего. — Советское и российское образование в начале 90-х годов абсолютно не готовило ребенка к современной жизни, не учило его самостоятельности, не развивало дух свободного предпринимательства. Мы вдруг решили, что технические науки нам не нужны, и стали вводить в школьную программу другие предметы. Но этого нельзя было делать за счет базового образования! Мы уже многое потеряли, в частности и в образовании инженерном. Были кружки в школах, секции в дворцах пионеров. Сегодня этого нет. Как только люди стали жить лучше, в их квартирах из обихода исчезли молоток и гвоздь, они и их дети перестали работать руками, а значит, и головой. К сожалению, в этот переходный период наше правительство во главе с Черномырдиным из самых лучших побуждений поддерживало полную чушь, антинауку, вроде торсионных полей. Очень много времени и денег ушло в никуда. В стране 15 лет не было крупных проектов. Мы начали терять способность воплощать их в жизнь. Однако и сейчас Россия пока еще входит в пятерку тех государств, которые, например, регулярно производят суперкомпьютеры. Мы в конце этой пятерки, потому что такие компьютеры России пока не нужны. — Сегодня многие иностранные фирмы готовы вкладывать огромные деньги в нашу науку и образование. Почему же наши бизнесмены, вместо того чтобы поддержать ученого, покупают яхты, замки и футбольные клубы? — В Академии наук есть определенная филантропическая деятельность со стороны бизнеса. Но, конечно, она очень маленькая по сравнению с американскими фондами Карнеги, Рокфеллера. На то есть объективная причина: в Америке спонсорские средства вычитаются из налогов. А у нас эти налоги вносятся из прибыли. В российском законодательстве до сих пор не решен вопрос о благотворительности. Правительство боится, что, как только откроют такую лазейку, туда полезут всякие жулики. Нашим бизнесменам невыгодно поддерживать науку и образование. Легче пачку «зеленых» под столом сунуть. — А под столом поддерживают? — Кое-как. Но это не решение проблемы. И в Америке крадут, еще как! — В ПРЕССЕ очень часто поднимается вопрос о том, что нахождение Курчатовского института почти в центре столицы опасно. — Потенциально было довольно опасным. За 60 лет истории института было накоплено довольно много разного рода радиоактивных отходов. А что с ними делать? В овраге бросили и зарыли, потом стали делать могильники. На территории института накопленная радиоактивность составляет 100 тыс. кюри. Хотя радиационный фон в районе не превышает нормы. По российскому законодательству если на квадратный километр — 1 кюри, то хозяйственная деятельность запрещена. У нас же 100 тысяч — на квадратный километр! В последнее время, правда, нам стали выделять средства, благодаря которым Курчатовский институт начал справляться с могильниками. Хотя грязи в России и без наших могильников полно. И, к сожалению, шума по этому поводу производится много, а дела мало. Мы с московским и федеральным правительством договаривались, что одну треть по очистке территорий оплачивает Курчатовский институт, одну треть — город, остальное — федеральное правительство. Но они не выполняют своих обязательств. — Вы говорите, что сегодня территорию страны пытаются очистить от промышленных и ядерных отходов, но в то же время Россия согласилась принимать ядерные отходы из других стран. — Мы принимаем отработанное топливо, в том числе и плутоний. Из этого плутония можно сделать много разных вещей полезных и вредных — например, бомбу. К сожалению, мир сегодня интересуется именно производством бомбы, поэтому с точки зрения нашей собственной безопасности нам выгодно хранить у себя плутоний под хорошим контролем. Выгодно это и экономически. Противник этого соглашения Явлинский говорил, что нельзя хранить такие вещи в России, потому что все равно все украдут. На это я ему могу ответить: тогда и в России жить не надо, лучше уехать куда-нибудь подальше. — Но ведь в какой-то мере он прав… — Он не прав. Вы думаете, что в Америке не крадут? Еще как крадут! Вообще, полностью надо перестраивать правосознание нации. Буквально каждого из нас… Вы даете взятки гаишникам, когда нарушаете правила? Даете, а этого делать нельзя. Еще у Горького было написано: «Когда от многого берут немножко, это не кража, а просто дележка». Сначала все понемногу делятся, а потом начинаются масштабы «ЮКОСа». Сегодня главное — перестройка сознания всей нации. Это война, эквивалентная Великой Отечественной. Если мы это сделаем, то решим многие вопросы, потому что мы самая богатая страна в мире. В советское время стояли цели мировой революции: «…семью он забросил, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать…» Сегодня цель — построить хорошее общество, в котором производство богатств поддерживается на законных основаниях и удобно жить свободному и законопослушному гражданину. /aif.ru, 13.07.2005/ |