Получение срочной испанской визы для россиян
Эффективное развитие научно-образовательных центров в НИИ тормозится абсурдными бюрократическими нормами. Об их преодолении мы беседуем с директором Института синтетических и полимерных материалов РАН Александром Озериным. Справка: Александр Никифорович Озерин – член-корреспондент РАН, директор Института синтетических полимерных материалов РАН. «Наезды» и намерения — Александр Никифорович, ваш НИИ выиграл два лота на господдержку научно-образовательных центров (НОЦ). Будете создавать их с нуля? — Вовсе нет. Наш НОЦ имел предысторию и жил независимо от того, были деньги или нет. У нас давно сложились тесные связи с профильными вузами — прежде всего, МИТХТ и МГУ. Для того, чтобы каким-либо образом легализовать пребывание у нас студентов-дипломников и аспирантов, мы оформили сотрудничество протоколом о намерениях с МИТХТ. Господдержки по тогдашней программе «Интеграция» мы не получили — в МИТХТ посчитали, что объем необходимых для участия в ней бюрократических процедур не стоит гипотетической выгоды. — В чем именно заключаются трудности с «легализацией» студентов? — На деле наше сотрудничество — это вещь в какой-то степени криминальная. В том отношении, что она не даёт никакого основания нам как государственному учреждению в сегодняшних условиях принимать сюда на стажировку бакалавров и магистров другого государственного учреждения, которым является МИТХТ. Складывается парадоксальная ситуация. По закону мы должны всю подобную научно-образовательную деятельность вести на базе материальных отношений. Так что «наезды» на нас постоянные и непрерывающиеся, практически ежесекундные — мы живём, как на войне. На каком основании мы жжём лампочку для студента МИТХТ? Это повод для абсолютно любой структуры, которая приходит с проверкой, обвинить нас в чём угодно — в том числе, в нецелевом расходовании средств на то, что мы зажгли лампочку для студента. Я уже не говорю о том, что мы ему иногда даём поработать на наших приборах. Вузы в этом отношении поставлены в безвыходную ситуацию, потому что с переходом на двухуровневую систему они вынуждены в магистратуре обеспечивать научную составляющую. Собственной базы и достаточного числа специалистов для этого у них нет. Если она и будет, то в сильно далёком будущем. Поэтому с их стороны звучит призыв: «возьмите наших студентов! А научное руководство всё будет наше, потому что мы не можем передать вам руководство нашими студентами и аспирантами — ведь тогда мы должны передавать вам ставки. А у нас самих их нет. Возьмите их, пожалуйста, за бесплатно». До создания НОЦ, собственно, всё в то время на этом закончилось. Я предлагал открыть базовую кафедру, но по причине отсутствия нормативов и ясного механизма финансирования до этого не дошло. — Сейчас ситуация изменилась: ваш институт является головным исполнителем по двум НОЦ-лотам. Что это за центры и чем они отличаются? — Да, в первом случае наши соисполнители — МИТХТ и химфак МГУ, во втором — МИТХТ и НИФХИ им. Карпова. Все эти организации, как и наш институт, тесно связаны с широкомасштабной деятельностью основоположника науки о полимерах в СССР академика В. А. Каргина. Фактически, это одна большая научная школа. Почему у нас два НОЦ? Это связано с тематически различной направленностью. В одном случае направленность больше фундаментально-поисковая, во втором — прикладная. Они принципиально работают в разных схемах и организации процесса. И обучение, и производственные практики, и даже публикации в разных журналах. — Каковы масштабы работы НОЦ, сколько в них занято специалистов и учащихся? — В одном из НОЦ работает два доктора наук, три молодых кандидата, 9 аспирантов и 5 студентов. В другом — 8 докторов наук, 6 молодых кандидатов, 12 аспирантов и 22 студента. Добавлю, в целом через наш небольшой НИИ в год проходит около 50 студентов и аспирантов. Мы не имеем возможности их оставлять у себя, в основном из-за жилья. Москвичей очень мало. Сага о ставках — Т. е. со ставками проблема не столь острая, как с жильем? — Нет, ставок нет. Что значит «не острая»? Их просто нет. В 2006—2008 гг. в результате достижения новых значений «нормативной численности» в рамках Пилотного проекта мы уменьшились со 146 человек до 112 общей численности, из них — 83 научных сотрудника. Мы освободили ещё 4 ставки «про запас», потому что нам было абсолютно необходимо зафиксировать некоторых очень талантливых молодых ребят, просто оставить их здесь. Мы их располовинили, и «зацепили» таким образом на 4 ставки по 0,5 восемь человек молодёжи. — Почему молодежь необходимо «фиксировать» на штатных ставках? — По действующим и, на наш взгляд, — полностью не отвечающим современным реалиям законам, которые мы сейчас имеем — если сотрудник не на бюджетной ставке, он не имеет право получать доход из двух источников (например — надбавку к окладу за дополнительный объем выполненной работы и т. п.). Скажем, в РФФИ есть проект, вы взяли туда молодого человека на 0,5 ставки. Если это инженер, то, соответственно, зарплата 5000 рублей. Если у нас есть другой хоздоговор, у вас нет никаких легальных оснований заплатить по нему ему за работу, в которой он принимает участие. — С этой проблемой связан следующий вопрос: приглашали ли вы кого-либо из других организаций победы в конкурсах? — Тут дело уже не только в ставках. Учитывая, сколько у нас работает молодежи, и то, что по условиям конкурса им идет не менее половины фонда оплаты труда — конечно, нет, не приглашали. — На что распределяются остальные средства по госконтрактам? — Помимо 50 процентов на выплаты молодежи, около четверти идет на выплаты остальным участникам проекта, остальное — сопутствующие расходы. — Приглашаете ли вы иностранцев или членов научной диаспоры, чтобы они — в любом формате — принимали участие в работе НОЦ? — Да, приглашаем на конференции. Многие от нас достаточно давно уехали за рубеж, получили очень серьёзные позиции, с удовольствием к нам приезжают, делают пленарные доклады. Имеется много рабочих контактов — соотечественники забирают часть молодёжи к себе, если есть возможность для стажировки. Но мы это не можем планировать заранее. Система ставит преграды — Как оцениваете оснащенность оборудованием? — Сказать, что у нас всё хорошо, не могу. Тем не менее, мы каждый год стараемся тратить на приборы 8—10 млн. руб. в рамках всего НИИ. Но существует колоссальная проблема — спецоборудование вот уже пять лет не входит в состав затрат, относимых на себестоимость. Это полное фарисейство: мы выигрываем, например, госконтракт Роснауки на проведение технологической работы, по которой мы не имеем возможности купить приборы. Для нас закупленное оборудование — это чистая прибыль. Мы должны будем в конце выполнения этой работы в следующем учётном году заплатить на него налог на прибыль. А с каких доходов, если в институте нет хозяйственной деятельности и нет оборотных средств? И такая ситуация санкционируется с самого верха. Вместо того, чтобы оснащать центры, делать из них перспективные точки развития, система делает всё, чтобы здесь этого никогда не было. Кстати, из средств РФФИ можно покупать оборудование, поскольку, хотя это и грант, налоговая инспекция его грантом не всегда признаёт (подоходный налог и начисления на зарплату взимаются), но оборудование, купленное за счёт такого гранта, может быть поставлено на баланс без уплаты налогов на прибыль. Еще одно серьезнейшее препятствие переоснащению качественным оборудованием — обязательные тендеры. Сейчас практически по каждому случаю тендерной закупки оборудования можно получить предложения компаний, которые торгуют демпинговым китайским оборудованием. Вкладывать деньги в такое оборудование бессмысленно и бесперспективно с точки зрения развития. — Все приборы покупаете сами, или помогают соответствующие госпрограммы? — Мы периодически всеми силами стараемся попасть в списки централизованно закупаемого через президиум РАН оборудования. Надо сказать, иногда таким образом мы получаем очень хорошее оборудование, которое по стоимости перекрывает все наши остальные закупки. Скажем, в прошлом году получили масс-спектрометр за 350 тысяч евро, еще один прибор за 500 тысяч. Кроме того, по максимуму поощряется инициатива каждого завлаба по приобретению оборудования. Отмечу, это заняло долгие годы постоянной «идеологической» работы с завлабами — и понимания того, чтобы они сотрудникам донесли: зарплата, конечно, хорошо, но если не на чем будет работать, то и зарплаты не будет. — Вернемся к НОЦ. Насколько оперативно приходят деньги по лотам? — Как обычно, перечислен аванс, порядка 30 процентов. Около 70 процентов мы должны сейчас получить до конца года. Хорошо, что этот год — не последний год выполнения контракта, иначе деньги оказались бы потеряны. Надо сказать, финансовая дисциплина в последний год сильно ослабла. — Как обстоят дела с интеллектуальной собственностью? — В целом на институт мы регистрируем порядка 15 патентов в год. — Планируете на их основе создавать малые инновационные предприятия? — Пока механизм, позволяющий это сделать, отсутствует. Институт не может вложиться ни площадями, ни оборудованием. Сейчас обсуждается разрешение использования для деятельности таких малых предприятий, помещений и оборудования на условиях общей аренды, с вызовом независимого оценщика и т. д. При этом последние разъяснения гласят, что вы можете внести в уставной капитал интеллектуальную собственность, но право управления хозяйственного ведения ею остаётся за институтом. На таких условиях ни один инвестор работать не будет. — Как строится софинансирование реализуемых в рамках НОЦ проектов? — В основном заявленные в рамках НОЦ работы являются частью других проектов, выполняемых в этом направлении. Они финансируются за счет грантов РФФИ, лотов по линии Минобрнауки, хоздоговоров от предприятий и т. д. В частности, есть лоты в рамках других мероприятий ФЦП «Кадры», а также 5—6 президентских грантов для молодых ученых и один приглашенный проживающий за рубежом соотечественник. — Как можно усовершенствовать практику господдержки НОЦ в рамках текущих возможностей Роснауки? Какие критерии оценки эффективности НОЦ Вы можете предложить? — Было бы логично разделить НОЦ в вузах и НИИ. В случае вузов и фундаментальной науки целесообразно на первом этапе конкурса отсеивать тех, кто не имеет публикаций в хороших журналах. Как оценить заявку на НОЦ типа нашего? Четкие критерии здесь ввести гораздо сложнее. Я считаю, что государство должно четко определиться с ключевыми направлениями R&D, а не менять приоритеты каждый год. Индекс цитирования в случае прикладной науки работает плохо. Прежде всего потому, что работы по заказам конкретных производителей, а тем более — в области перспективных материалов, практически непубликуемы. /, 09.12.2009/ |