| В этом году День российской науки профессиональное сообщество встречает в ожидании весьма важных новостей. Причем - от разных ветвей власти. Правительство вот-вот примет без преувеличений историческое постановление о передаче прав на результаты научно-технической деятельности исполнителям. Парламент серьезно откорректирует закон “О науке и государственной научно-технической политике”. А президент на днях проведет заседание Совета по науке и высоким технологиям, посвященное наболевшим кадровым проблемам науки. Предполагается, что в результате на свет появится Федеральная целевая программа (ФЦП) “Научные кадры”. Новости, кажется, все неплохие, однако хотелось бы подробностей. За ними наш корреспондент обратился к одному из основных ньюсмейкеров научной сферы, заместителю министра промышленности, науки и технологий Андрею КУЛАГИНУ. - Андрей Сергеевич, начнем с кадров. Идея создания специальной программы звучала неоднократно и даже нашла отражение в государственных документах. Почему же она до сих пор не реализована? - В принятых два года назад “Основах политики Российской Федерации в области развития науки и технологий” предусмотрено, что такая программа должна быть разработана и утверждена до 2006 года. На сегодняшний день существует концепция, подготовленная рабочей группой во главе с ректором Московского университета Виктором Антоновичем Садовничим. Определены идеология и основное содержание будущей программы. Остальное - техническая работа, на которую потребуется несколько месяцев. Так что сроки соблюдаются. С другой стороны, в правительстве вообще исходят из того, что количество целевых программ расти не должно. Поэтому вопрос не только в содержании программы, но и в ее месте среди других государственных программ. Есть, в частности, мнение, что это должна быть президентская программа. Нельзя не сказать и о том, что далеко не все убеждены в ее необходимости. Но и те, кто с самого начала выступал за программу, видели ее по-разному. Сказывалась, в частности, ведомственная принадлежность. Это вполне объяснимо: между академическим институтом, университетской кафедрой и отраслевым НИИ у нас сохраняется известная дистанция. Тем не менее постепенно взаимопонимание наладилось. И главную консолидирующую роль сыграл именно Садовничий. Крупный ученый, академик и вместе с тем ректор ведущего вуза, он лучше многих других представляет себе кадровые “дыры” науки. Это помогло найти общий знаменатель, наметить основные контуры программы. - Извините, Андрей Сергеевич, но упомянутые вами “дыры” легко увидеть и невооруженным глазом. Молодежи мало. Это все говорят. - Говорят, но больше по инерции. А на самом деле сейчас сложилась несколько иная ситуация. Наиболее убедительным свидетельством отношения населения к профессии в социологии считается ответ на вопрос, хочет ли респондент, чтобы эту профессию выбрали его дети. В обследовании, проведенном Фондом общественного мнения в 2001 году, на вопрос “Вы хотели бы, чтобы Ваш ребенок стал ученым, занимался наукой?” положительно ответили 53 процента опрошенных. Данных о падении интереса к науке собственно у молодежи нет. Наоборот, о привлекательности научной профессии в глазах молодежи говорят такие факты, как непрерывный рост конкурсов в вузы, увеличение числа обучающихся в аспирантуре и успешно закончивших ее. Молодежь до 35 лет ежегодно защищает по 10-12 тысяч кандидатских диссертаций. Возникает ощущение, что самые тяжкие годы уже позади. Но это ни в коем случае не означает отсутствия кадровых проблем и не позволяет надеяться, что они “рассосутся” сами собой. Расклад на сегодня такой. Есть солидный отряд ученых старшего возраста - маститых и заслуженных. Есть совсем юная поросль - талантливая, но неопытная. А вот средний слой, который должен служить “мостиком” между аксакалами и молодежью, если не разрушен, то в значительной мере поврежден. Это - цена, которую наша наука заплатила за реформы девяностых. К сожалению, образовавшуюся брешь невозможно заткнуть одним махом. Людей, ушедших десять лет назад, к научной работе уже не вернуть, да и пользы от этого не было бы никакой. Как быть? Бережно храня то, что осталось, восстанавливать утраченное за счет новых поколений, способствовать профессиональному взрослению сегодняшней научной молодежи. Что конкретно и как нужно для этого делать? По идее, ответы на подобные вопросы как раз и должны содержаться в ФЦП “Научные кадры”. - Но принято считать, что вопрос о научных кадрах - это прежде всего вопрос денег. Платите больше, и люди потянутся. - В 2000 году число исследователей на тысячу занятого населения в 15 странах ЕС аналогично показателю в России. При этом эффективность западных исследований и разработок (число нобелевских лауреатов, публикаций и патентов, динамика роста инноваций, доля наукоемких технологий и др.) в разы превосходит российские показатели. Лишь по отдельным направлениям фундаментальной науки (математика, физика, частично химия и биология) наши исследования соответствуют мировому уровню или даже превосходят его. Нельзя говорить о размере оплаты, не говоря об эффективности и отдаче ученого. За хороший результат нужно хорошо платить. Но речь должна идти не о простом увеличении окладов, а о тесной увязке заработной платы с результатами труда. На материальное поощрение научных работников, чьи результаты используются в производстве и приносят реальный доход, тратится 10 процентов прибыли в Германии, 12,5 - в США, более 16 - в Швейцарии. То есть конкретная деятельность, приводящая к повышению доходности, стимулируется весьма щедро. Наша нормативная база ничего подобного пока не предусматривает. Тем не менее даже в этой ситуации уровень материального обеспечения работников негосударственных научных организаций (корпоративных исследовательских подразделений, исследовательских филиалов зарубежных корпораций) неизмеримо больше, чем в госсекторе. Легко представить себе, к какому решению подталкивает эта ситуация молодого ученого. Если начало самостоятельной работы складывается успешно, то совсем не обязательно уходить в бизнес, как это было в середине 1990-х годов, ведь есть возможность жить и работать, ориентируясь на ценности профессии и признание профессионалов. Для этого даже не всегда необходимо уезжать за границу - крепнущие российские корпорации успешно привлекают талантливую молодежь для работы в прикладных исследованиях. Но из государственной науки она уходит. Единая тарифная сетка, установившая оклад директора института на уровне 2000 рублей, а научного сотрудника - 800 рублей, критикуется уже в течение ряда лет. В прошлом году были предприняты усилия по ее отмене, наше министерство разработало и согласовало со всеми заинтересованными ведомствами проект отраслевой системы оплаты труда, который при росте фонда заработной платы на 33 процента предусматривал рост окладов в четыре-пять раз. Предлагалась существенная дифференциация в оплате в зависимости от приоритетности для государства тематики института. Однако дело застопорилось. Теперь говорят о введении новой системы с 1 января 2005 года. Но откладывать этот вопрос нельзя. Полагаю, что для научной сферы можно ввести новые условия оплаты труда уже в текущем году, а после 1 января, если фонд оплаты будет увеличен, как обещают, на 50 процентов, можно будет еще раз поднять оклады. Наша задача в том, чтобы оплата в государственном секторе науки была не меньше, чем в негосударственном. Однако зарплата - это еще не все. Сейчас существуют разнообразные формы государственной поддержки ученых: научные фонды, гранты Президента РФ для исследователей и научных школ, программа “Интеграция”. Все это, безусловно, так или иначе влияет на состояние научных кадров. Но целостной, стройной системы их воспроизводства у нас пока нет. Отдельные элементы, созданные в разные годы и при различных обстоятельствах, слабо связаны друг с другом, нескоординированы. К тому же есть и очевидные пробелы. Например, в работе со школьниками. Одаренный старшеклассник из глухой деревни почти не имеет шансов стать студентом элитного вуза. Знаменитые в советскую эпоху интернаты для талантливых ребят сохранились при университетах в нескольких крупных городах, но как деревенскому мальчишке туда попасть? И как преподавателям найти этого самого мальчишку? Нужна большая “селекционная” работа, а значит, и специальные методики и ресурсы. Без государственной целенаправленной поддержки университетам с такой задачей не справиться. Теперь посмотрим на противоположный конец кадровой цепочки. Не секрет, что многие институты держат в штате сотрудников, давно перешагнувших пенсионный порог. Почему - понятно. Эти люди заслужили достойную жизнь, а не мизерную пенсию, их научный опыт бесценен. В то же время ветераны невольно “тормозят” карьеру младших коллег. Что делать? Во-первых, создавать специальные пенсионные фонды, что, кстати, предусмотрено действующим законодательством. Во-вторых, предоставлять желающим новые возможности для приложения творческих сил. Такая практика распространена, например, во Франции, где пенсионерам предлагаются особые должности - советников, консультантов. - Насколько я знаю, нечто подобное происходит и в Российской академии наук? - Да, и это правильно. Вообще для решения большинства кадровых проблем не нужно каких-то чрезвычайных мер или революций. Деньги нужны, но отнюдь не громадные. Смотрите: у нас уже несколько лет работает постановление правительства о контрактной подготовке специалистов в вузах. Фирма, организация может заказать университету необходимого ей выпускника, оплатив его обучение по определенной программе, включая, если есть нужда, и дополнительные курсы. Но представить себе в роли организации-заказчика какой-нибудь академический институт довольно сложно. На эти цели денег нет, хотя речь идет о суммах вполне умеренных. Повторю: от ФЦП “Научные кадры” не следует ждать сенсаций и переворотов. Программа должна в первую очередь упорядочить те меры, которые государство предпринимает для кадрового обеспечения науки, выстроить их в логичную и прочную цепочку, добавить недостающие звенья. В идеале талантливый человек должен плавно “скользить” по этой цепи всю сознательную жизнь - от школьной скамьи до мирового признания. - Андрей Сергеевич, вы непосредственно участвовали в организации двух последних конкурсов на гранты Президента России для молодых ученых и научных школ. Что исходя из контекста нашего разговора можете сказать об этих конкурсах? - На мой взгляд, у них большие перспективы. И направления развития просматриваются вполне четко. Концептуально конкурсы прекрасно вписываются в будущую ФЦП. Дискуссии среди ученых, да и среди членов Совета по грантам Президента РФ идут главным образом вокруг размера и числа присуждаемых грантов. С суммами ясно: надо бы побольше. А вот с количеством сложнее. Молодые кандидаты наук ежегодно получают по 300 грантов. Кто-то считает, что этого мало. Но мне так не кажется. Конкурс и сейчас не слишком “жесткий” - примерно один к трем. В то же время докторских грантов всего 100. Тут я согласен: маловато. Но важнее другое. Поощряя кандидатов и докторов наук, мы как будто забываем о самых младших, тех, кто не успел еще “остепениться”. Ну, разве это хорошо? Еще один пробел - на уровне “чуть ниже доктора”. Двухлетнего кандидатского гранта для подготовки докторской диссертации явно не хватает. Почему бы не поддержать тех, кто “вырос” из молодых кандидатов и уже близок к следующей защите? - Сменим тему. Известно, что в вашем министерстве подготовлены поправки к Федеральному закону “О науке и научно-технической политике”. Для чего это понадобилось? И почему именно сейчас? - Закон “О науке...” принят восемь лет назад. С тех пор много воды утекло, некоторые вещи просто устарели. К примеру, одним из основных применяемых в законе понятий является понятие научной организации. Причем определение сформулировано так, что за его рамками оказываются многие сугубо научные по сути своей образования. Это, как ни странно, и все вузы, и исследовательские подразделения крупной промышленности. Изначально в такой “зауженности” был некий смысл, связанный с тогдашней системой налоговых льгот. Сегодня же льгот почти не осталось, и вообще законодательство заметно изменилось. Старая формулировка мешает нормальной деятельности в новом правовом поле. В частности, не позволяет “ущемленным” претендовать на государственные заказы. Отдельный пункт действующего закона посвящен государственной аккредитации. И с ним история похожая: аккредитация служила своеобразным пропуском к менее обременительным налогам. Получить его могли только те организации, объем научной деятельности которых составляет не менее 70 процентов общего объема выполняемых работ. По современным меркам, это положение просто вредно, поскольку препятствует инновационному развитию. Что мы предлагаем? Снять ненужные ограничения, уравнять в правах все субъекты научной деятельности, аккредитацию же вообще отменить. - То есть ваши поправки должны привести к либерализации закона? - Именно. И к расширению честной, равноправной конкуренции на научно-техническом рынке. - Думаете, вас поддержат? - Не сомневаюсь. Наши предложения уже одобрены Правительственной комиссией по научной и инновационной политике и включены в план законотворческой деятельности Правительства РФ на этот год. Думаю, и депутаты не будут против. Во всяком случае, первая рабочая встреча с новым председателем профильного комитета Госдумы меня обнадежила. - Кстати, о взаимопонимании с властями. Недавнее решение правительства о передаче прав на научные результаты исполнителям наделало много шума. Сколько лет об этом говорили, и вдруг... - Не вдруг, а после продолжительных и бурных споров. Оппоненты стояли, что называется, насмерть. Однако аргументы “за” оказались более убедительными. Это тоже пример либерализации законодательства о науке. - Ну что же, спасибо за интервью и примите поздравления с наступающим Днем науки. - В свою очередь хочу поздравить с профессиональным праздником всех коллег и пожелать больших научных достижений. |