| Андрей Яковлев, кандидат экономических наук, директор Института анализа предприятий и рынков ГУ-ВШЭ. 19 июля 2005г. - срок, до которого Мининформсвязи, Минэкономразвития и Минфин должны были подготовить и внести на рассмотрение правительства РФ проект создания Российского инвестиционного фонда технологий и инноваций. О целесообразности создания подобной структуры мы побеседовали с Андреем Яковлевым, директором Институт анализа предприятий и рынков Государственного Университета Высшая школа экономики. – Как Вы относитесь к идее создания Российского инвестиционного фонда технологий и инноваций? Нужен ли нам такой фонд? - Сама идея создания подобного фонда в условиях наличия сверх доходов от продажи сырьевых ресурсов на мировом рынке, имеет смысл. Тем более, что подробные структуры уже существуют и довольно эффективно работают в других странах, получающих природную ренту. Существенным, на мой взгляд, является вопрос организационно-правовой формы этого Фонда, механизма его управления, и степени вовлечения в деятельность этого Фонда частного бизнеса, особенно в процесс определения приоритетов для инвестирования. Насколько я знаком с содержанием проекта, механизм его функционирования вызвал у меня определенные сомнения в эффективности всей вновь создаваемой структуры, притом, что сама по себе данная идея является, безусловно, положительной. – Ваши сомнения связаны с тем, что достаточно велика доля участия государства в этом проекте, или Вы имеете в виду что-то другое? - Прежде всего, именно это. Мне пока не вполне ясно, каков будет механизм определения приоритетов для реализации проектов. На примере других стран, я могу сделать вывод, что подобные фонды успешно развивались и были эффективны лишь тогда, когда функционировали как бизнес. Пусть специфический бизнес, пусть бизнес, переориентированный на долгосрочные проекты, но все-таки бизнес. Мне кажется, что без привлечения людей из бизнеса в управление новой структурой с самого начала, это все может выродиться в очередную бюрократическую надстройку для перераспределения бюджетных денег. – Каков же должен быть механизм определения приоритетов инвестирования для повышения эффективности работы таких фондов? Что говорит об этом мировой опыт? - Одним из наиболее удачных примеров создания подобных структур я считаю Фонд Чили. Он был создан вскоре после прихода к власти Пиночета еще в семидесятые годы, поэтому интересен не только условиями его создания, но и результатами своей деятельности. С самого начала Фонд создавался как частно-государственная структура, при этом финансирование было паритетным, капитал был вложен в соотношении 50 на 50 чилийским правительством и американской корпорацией « ITT ». Фактически « ITT » делала свой взнос в обмен на возврат ей активов компании, ранее национализированных Альенде. Мне кажется, что все это весьма похоже на сегодняшнюю ситуацию у нас в России. – Как Вы видите механизм финансирования приоритетных направлений российской экономики в рамках нового проекта, и кто должен определять эти приоритеты? - Если в качестве примера рассмотреть опыт того же Фонда Чили, то там есть Совет Директоров, в котором равно представлены как люди, назначаемые правительством, так и люди корпорации, причем, по условиям, оговоренным при создании Фонда, первые 10 лет Фонд управлялся самой корпорацией, хотя это были чилийские менеджеры. Сегодня в Совете Директоров одновременно представлены и бывшие госчиновники, и крупные чилийские предприниматели. Вместе они принимают окончательное решение по выбору приоритетов. При этом одновременно существуют департаменты по направлениям, которые проводят предварительную экспертизу, готовят проекты, всесторонне прорабатывают их. Там, как правило, работают специалисты, имеющие опыт работы в конкретных отраслях, и в бизнесе, и в технической сфере, имеющие опыт работы в венчурной индустрии. Чаще всего такие проекты особенно на начальной стадии бесприбыльны. Зато в конечной стадии они, действительно, очень прибыльны. – Государство заинтересовано в долгосрочном развитии высокотехнологичных отраслей, в то время как бизнес заинтересован в коротких деньгах, не кроется ли здесь некая опасность для создаваемой структуры? - На самом деле, это уже не так, бизнес и сейчас интересуется тем, что будет в России через 15, и даже через 30 лет. Другое дело, что бизнес не готов рисковать собственными ресурсами на подобном горизонте, слишком велики риски и степень неопределенности. Но если, например, в рамках этого, создаваемого «Российского инвестиционного фонда технологий и инноваций» бизнес будет как-то привлекаться к участию в выработке приоритетов при вложении денег в завтра, в более отдаленную перспективу, и если при этом государство гарантирует софинансирование проектов, такая модель, на мой взгляд, может работать даже при всех возможных ошибках и потерях. Она будет более эффективна, чем при определении приоритетов традиционным бюрократическим путем. – Сегодня в правительство представляют проект Российского инвестиционного фонда технологий и инноваций», а кто осуществлял и осуществляет инвестиции сегодня, кто определяет приоритеты? - Нужно признать, что правительство уже предпринимало несколько попыток реформирования существующей системы, и те задачи, которые должен решать Фонд, выполняли и выполняют сегодня Федеральные целевые программы. Когда Греф стал министром экономики, он предпринял попытки сократить перечень целевых программ, запуская другие программы. К сожалению, опыт начала 2000-х годов показал, что без изменения нормативно-правовой базы, без создания реальных возможностей софинансирования проектов со стороны государства и со стороны реального бизнеса, ни одна федеральная программа не может быть достаточно эффективной. Вторая попытка изменения системы принятых ФЦП была предпринята в прошлом году, когда была создана специальная экспертная рабочая группа при Минэкономразвития. По итогам работы группы стала меняться нормативная база, регламентирующая федеральные целевые программы, появилось такое понятие, как ведомственная программа. Однако пока все равно нет достаточных условий для совмещения частного и государственного финансирования. Даже там, где бизнес привлекается для выработки приоритетов, как это делалось в рамках Федеральной целевой научно-технической программы, все равно реально нет пока нормальных, легальных возможностей для привлечения частных денег, для закрепления ответственности бизнеса за принимаемые решения. Нынешний министр образования и науки Фурсенко, в свою бытность заместителем министра промышленности, запустил программу мега-проектов. Это был 2002 год. Это была попытка на конкурсной основе распределить относительно крупные государственные деньги – до $100 млн. в достаточно крупные прикладные программы, предполагающие внедрение новых технологических решений. Сроки были рассчитаны на 3-4 года. Ориентация шла на отбор относительно небольшого числа проектов. Предусматривалось привлечение частных денег, разрабатывалась некая договорная база. Существенной инновацией того, что делал Фурсенко, было включение в состав конкурсной комиссии представителей крупного и среднего бизнеса, причем, бизнесмены и независимые эксперты в этой комиссии преобладали. Это было нехарактерно для российской практики. - И как вы полагаете, насколько был эффективен этот подход, и есть ли иные варианты? - Я не стану утверждать, что в этом случае был выбран наиболее эффективный способ. Гораздо более эффективен, на мой взгляд, был Фонд Фондов, созданный в начале 90-х годов израильским правительством. Этот государственный инвестиционный фонд с капиталом в 100 млн. долларов учредил порядка 10 частных инвестиционных, венчурных компаний, у каждой из которых Фонд Фондов получил по 40 % акций, вложив туда по 40% капитала. Одновременно были привлечены крупные западные компании, имеющие репутацию, и были сформированы команды из израильских менеджеров, которые возглавили эти структуры. Менеджерам были выданы опционы на право выкупа государственных пакетов в течение 5 лет по номинальной стоимости, плюс небольшой ежегодный процент, который компенсирует инфляцию. Это была чрезвычайно эффективная программа, потому что она привела к созданию в Израиле венчурной индустрии. Сегодня в рамках этой программы в Израиле действуют больше 100 фирм, которые контролируют в общей сложности активы порядка $10 млрд. То есть, грубо говоря, государственные инвестиции в размере $100млн. сыграли роль мультипликатора. Уже к 1998 году все эти фонды были полностью приватизированы, государство вышло из этой программы. Насколько мне известно, в 2000-м году в России тоже был создан аналогичный Фонд Фондов, по инициативе того же Фурсенко, но он реально не работает и сейчас, именно из-за проблем с Бюджетным Кодексом, с Минфином, потому что перечисленные ему деньги фонд не может вкладывать в развитие частных компаний. – Так какие могут быть реальные перспективы у «Российского инвестиционного фонда технологий и инноваций»? - Несмотря на то, что я поддерживаю идею создания такого фонда, мне все-таки кажется, что нам нужна прагматическая политика, ориентированная не на абстрактные глобальные цели – построения светлого будущего – а направленная на достижение конкретных результатов в конкретных областях. Если создание нового федерального проекта рассматривать в этом контексте, то мне представляется, что это разумный шаг. Лучше использовать ресурсы, которые получает сейчас страна, благодаря высокой коньюктуре на мировом рынке, в рамках подобного Фонда, нежели просто аккумулировать эти деньги в Стабилизационном Фонде, откуда они вкладываются в зарубежные гособлигации. В то же время, я лично не считаю, что это будет панацея от всех наших проблем и болезней. Как показывает мировой опыт, Фонд не решает проблемы коррупции. Важно, чтобы первые шаги на пути реализации хорошего по замыслу начинания не дискредитировали самой идеи. /kreml.org, 19.07.2005/ |