| Своей публикацией "РГ" вывела из юридического "подполья" венчур - самый прямой и короткий путь вливания капиталов в экономику. Это случилось год назад, в начале октября. После публикации вступило в силу постановление ФКЦБ, в котором упоминаются венчурные фонды. Ни в одном другом нормативном акте венчур, "живущий" в России уже десять лет, не упоминается. Остальные документы, призванные узаконить его существование, почти мистическим образом так и не добрались до финиша. Закон о венчурной деятельности, подготовленный неизвестной "инициативной группой", в 1999 году не пропустила Госдума. "Концепцию развития венчурной индустрии в России", которую прошлой осенью внесло в Правительство Минпромнауки, отказался завизировать Минфин. Это сладкое слово - венчур Так что же такое венчур - модное слово, которое пока так и не получило официального определения в российском законодательстве? На этот вопрос корреспонденту "РГ" ответил первый заместитель министра промышленности, науки и технологий Андрей ФУРСЕНКО: - Нужно выправить сырьевой крен российской экономики, - напомнил он, - поднимать российскую промышленность, и прежде всего сферу высоких технологий. Несогласных с этим, я думаю, не найдется. Но для этого нужны очень крупные инвестиции. Откуда их взять? В бюджете таких сумм нет. Остаются банковские кредиты. Однако для их получения нужен залог, а на самом начальном этапе коммерческого проекта у его авторов чаще всего не хватает имущества на необходимую сумму заклада. Выход - прямые инвестиции. Инвестор идет на риск, становясь равноправным партнером того, кто выдвинул идею. Это и есть венчур. Классическая страна венчура - Соединенные Штаты. Во многом именно на венчурных инвестициях поднялась передовая американская промышленность. С них начинали такие компьютерные гиганты, как "Майкрософт", "Эппл Макинтош", "Хьюлетт-Паккард". С их помощью стартовал Интернет. На них выросли генная инженерия и новейшие биотехнологии. Задача венчура - довести проект до того этапа, когда идея начнет работать, товар - продаваться, а компания станет котироваться на рынке, - поясняет Фурсенко. - Тогда венчурный инвестор продает свою долю, выручая многократно больше, чем вложил. Собственно, в этом, если объяснять "на пальцах", и состоит венчурный бизнес. Нормальный капиталист с одной стороны трус, а с другой он жаден и всегда мечтает о сверхприбыли. Поэтому венчурные фонды обычно привлекают деньги многих инвесторов и вкладывают их одновременно в несколько проектов. Прогорают на одном - выигрывают в другом. Кстати, новые технологии - не единственная сфера интересов венчура. В Америке с ними работает не больше трети венчурных компаний. Остальные имеют дело с фирмами, стоимость которых или, как говорят профессионалы, капитализация почему-то оказалась заниженной. При помощи венчурных вливаний их выводят на нужный уровень. А ведь в России во время приватизации очень многие предприятия ушли по заниженной стоимости, оказались сильно недооценены и по этой причине не могут сейчас толком ни взять кредит, ни найти стратегического инвестора. Первые шаги венчура в нашей стране были связаны именно с такими предприятиями, и уже есть успешный опыт. Если мы сейчас говорим, что необходимо ускорить рост экономики, самое время вспомнить о венчуре. Без закона и без льгот - Но почему такое благое дело не нашло понимания ни в парламенте, ни в Минфине? - Это две совершенно разные истории. Проект закона в Госдуме "зарубили" справедливо - вреда от него было бы на порядок больше, чем пользы. Ни в одной развитой стране такого закона нет. Авторы законопроекта предлагали ввести лицензирование венчурной деятельности, создать другие регулирующие механизмы. Все это - дополнительные преграды для венчурных инвестиций. И они бы угробили идею на корню. Все поправки, которые могут потребоваться, можно внести в уже действующие документы: Налоговый кодекс, Федеральный закон "Об акционерных обществах". - Судя по всему, речь идет о льготах, которые вы предлагаете предоставить венчурным инвесторам, в противовес всем остальным? Потому-то, наверное, и Минфин возражал против концепции о развитии венчурной индустрии, предложенной Минпромнауки. Каждая такая льгота - удар по бюджету. И к тому же нарушает рыночный принцип равенства возможностей. - Если бы наши разногласия касались только налоговых льгот, это бы еще было полбеды. Тем более единственное, что, на наш взгляд, действительно нужно сделать, - это избавить венчурные компании от двойного налогообложения. Вот что происходит. Когда венчурный фонд вывел компанию на нужный уровень, он продает свою долю акций и с вырученной суммы платит государству налог на прибыль. А потом, раздавая доли своим вкладчикам, он снова должен заплатить налоги. Эта проблема существует во всем мире. Поэтому западные венчурные фонды традиционно регистрируются в офшорных зонах. В Америке, например, существует штат Делавэр: его законы позволяют уйти от двойного налогообложения. Однако с Минфином у нас оказались более глубокие разногласия. Должно или не должно государство специально заниматься развитием венчурного инвестирования, создавать для него инфраструктуру? В финансовом ведомстве посчитали, что нет, и предложили убрать из концепции все живое и конкретное. В России уже есть образцы таких концепций: общие слова, и больше ничего. Но мы решили, что незачем отнимать время у занятых людей из Правительства на "пустышку". И отозвали свой проект. - Значит, в Минпромнауки убеждены, что государство должно поддержать венчурный бизнес? - Безусловно. Ведь государство заинтересовано в том, чтобы развивался высокодоходный бизнес - ведь ему необходимо собрать как можно больше налогов. Это прямая функция государства - создать основу для вложения капиталов. Мы уже говорили о том, что венчур - очень рискованный бизнес. И если государство в нем заинтересовано, оно должно разделить с ним риск, дав ему хоть какие-то послабления. Этим мы всего лишь уравняем венчурных инвесторов с другими инвесторами, рискующими меньше. Товар лицом Одно из главных возражений Минфина против идей, высказанных в проекте злополучной концепции, звучало примерно так: вы сначала докажите, что все это будет работать. У России действительно пока еще слишком мало венчурного опыта. Но зато имеется западный, вполне успешный. Практически во всех развитых странах государство активно участвовало в создании инфраструктуры венчурного бизнеса. В США есть даже чисто государственный венчурный фонд - он финансирует военную промышленность. Но чаще государство выступает организатором и одним из пайщиков таких фондов. Для России особенно интересен опыт Израиля. Там в 1991 году был создан так называемый "фонд фондов", куда государство вложило 100 миллионов долларов. Этот фонд стал родоначальником 10 других, строившихся по схеме: государство давало 40 процентов средств при условии, что остальные 60 найдут частные инвесторы. Через три года, получив первую прибыль, частники выкупили долю государства, вернув деньги в бюджет. Нечто подобное, по словам Фурсенко, нужно создать и в России. Первый шаг сделан: постановлением Правительства образован Венчурный инновационный фонд (аналог "фонда фондов"), который уже провел несколько конкурсов на размещение государственных средств в коммерческих венчурных фондах. Но о результатах говорить пока рано. Однако фонды, по мнению Фурсенко, не единственное, что государство может сделать для развития венчурной индустрии в стране. Излюбленное детище Минпромнауки - специализированные венчурные ярмарки, в организации которых оно принимает активное участие четвертый год подряд. Сегодня в Перми откроется очередная ярмарка. - Задача Правительства в данном случае - создать площадку для встреч инвесторов с авторами идей, - уверен Андрей Александрович. - Идеи и инвестиции находят друг друга с огромным трудом. И вот на ярмарках мы организуем для них место встречи. - Андрей Александрович, но ведь Правительство и напрямую пыталось выступить в роли венчурного инвестора, пообещав выделить на инновационные проекты 200 миллионов долларов. Отбирал счастливцев как раз экспертный совет при Минпромнауки. Кажется, их оказалось 24. Но о дальнейшей судьбе и проектов, и денег ничего не известно... - 24 проекта, как говорится, вышли в финал, но на последнем этапе осталось 11 победителей. Участники конкурса, кстати, были самые разные: от академических институтов до частных предприятий. Главным требованием была высокая экономическая эффективность этих проектов. Каждый рубль вложенных бюджетных денег через три года должен дать увеличение объема продаж на 5 рублей. А общий объем прироста ВВП - не меньше 1 миллиарда рублей. Мы подсчитали, что в этом случае вложенные бюджетные средства быстро вернутся в казну за счет налогов. Мы поставили участникам условие: государство дает лишь треть необходимых средств. Остальное они должны найти сами. - И что же? - Реально бюджетное финансирование открыто в нынешнем году: до нового года будет вложено около 40 миллионов долларов. Деньги в тумане Однако о судьбе венчура в России печется не только Минпромнауки. В его развитие были вложены крупные иностранные капиталы, судьба которых достаточно туманна. 300 миллионов долларов дал ЕБРР, еще 400 миллионов выделили США. Однако бурного роста высоких технологий после этого в России не последовало. Впрочем, Андрей Фурсенко утверждает, что на этот раз обошлось без криминала. - Деньги пришли в Россию. На средства ЕБРР было создано несколько региональных венчурных фондов (к ним государство отношения не имело). Два фонда учредили и на американские доллары. Сегодня за их плечами уже почти десятилетний опыт работы в российской экономике. Тот факт, что, несмотря на законодательный вакуум, они не закрылись, обнадеживает. Тревожно другое: почти никто из них пока так и не рискнул связаться с высокими технологиями. Выбирают обычный бизнес с хорошей отдачей. Яркий пример - известная марка минеральной воды, которая сейчас продается во всех магазинах. Ее производство раскручено как раз на американские средства. Дело хорошее. Но к техническому прогрессу отношения не имеет. Заслуга фондов с западным капиталом в том, что они первыми принесли в Россию новый инструмент финансирования экономики - не бюджетный и не банковский. - По данным экспертов, в стране сейчас насчитывается больше 40 частных венчурных фондов, где лежит до 3 миллиардов долларов невостребованных денег. По оценке Фурсенко, сумма примерно вдвое меньше - остальное уже инвестировано в российскую промышленность. Но почему все-таки вложены не все деньги? В России не хватает изобретений и многообещающих проектов? - В России есть интересные предложения, хотя и не в избытке. Но это нормально: во всем мире сейчас денег намного больше, чем идей. Наиболее перспективными направлениями для венчура я считаю отрасль новых материалов, компьютерные технологии, энергетику. Есть очень перспективные разработки в сфере жилищно-коммунального хозяйства, например, технологии переработки мусора. Венчуру у нас часто мешает не отсутствие разработок, а отсутствие подходящих людей. Ведь при таких опасных инвестициях главный фактор риска - менеджмент компаний. Из досье "РГ". По оценкам специалистов, удачные проекты приносят венчурным инвесторам до 2 тысяч (!) процентов прибыли. Но есть и оборотная сторона: из ста новых проектов на начальном этапе гибнет 80. В этом смысле венчурный бизнес без преувеличения можно назвать экстремальным. /Российская газета, 16.10.2003/ |