| Российские власти постоянно высказывают пожелания, чтобы наша наука была более эффективной. Зачем России 2 332 научных учреждения? Неизвестно, чем они там вообще занимаются на просторах, между прочим, государственной собственности. В идеале у нас должна быть самоокупаемая наука, работающая на производство, а также на прирост ВВП. Для того чтобы воплотить идеалы в жизнь, проводятся реформы. О том, к каким последствиям они могут привести, корреспондент NewsInfo побеседовал с директором Центра конфликтологии РАН Евгением Степановым… Мы уже писали о непростых путях реформирования отечественной науки, но с позиции среднего эшелона научного мира – рядовых сотрудников РАН. На этот раз мы решили побеседовать с директором Центра конфликтологии РАН Евгением Степановым, который также является президентом Международной ассоциации конфликтологов. Как это ни парадоксально, но в ситуации, сложившейся и вокруг российской науки в целом, и вокруг РАН в частности, нет конфликтности, так как, по оценке Е. Степанова, конфликт создается намеренно. На него нужно смотреть шире – в контексте отношений власти с такими сферами, как образование, наука и культура. Тот факт, что небезызвестная концепция отложена, говорит лишь об отсрочивании исполнения намеченных в ней планов. В итоге этот процесс дает стимул для дальнейшего усиления напряжения и враждебности. Например, приводит к внутренней миграции, о вреде которой говорил сам министр образования и науки А. Фурсенко в связи с обсуждением проблематики "утечки мозгов" на международном семинаре "Поддержка развития научной карьеры и академической мобильности между Российской Федерацией и Европейским Союзом", организованном Государственным университетом – Высшей школой экономики и Европейской комиссией. По его мнению, больший урон российской науке наносит внутренняя миграция, когда "молодые активные люди просто уходят в другие сферы". В принципе, стоит добавить к словам министра, что еще более многие "активные" попросту до этой сферы не доходят. Но если проблема есть, то почему она не только не решается, но и, наоборот, стимулируется? По оценке Степанова, после "дела о концепции" процесс перераспределения ресурсов внутри научного мира уже запущен. В то время как некоторые работники научной сферы строят планы о том, куда именно уходить, а в верхних эшелонах речь идет о том, что приоритетнее сохранять, как в вопросах собственности, так и кадров. Естественно, выбор падает на самые сильные и перспективные направления. Но оценка перспективности у каждого своя, что неизбежно порождает новые противоречия. Возникает еще один важный вопрос: А. Фурсенко – химик, а президент РАН Ю. Осипов – математик. По идее, эти два человека в той или иной степени должны определить будущее лицо российской науки. Но насколько они компетентно могут «резать» в гуманитарной сфере научных знаний. При этом появляется напряжение, создается атмосфера недоверия и отчужденности. Особенно ощутим отток в технической среде. По словам некоторых участников этого процесса – то, что сейчас происходит, напоминает загон, как на охоте. Среди прочих итогов «компромиссного решения» - нарушение консолидации между академическим кругом и научным сообществом. Для многих ситуация выглядит так: "академики" отстояли "свой стул", то есть имущество и право распоряжения оным. Рассматривая вопрос о перестройке науки можно провести параллель с той перестройкой в Советском Союзе, итогом которой стал развал государства, на руинах которого и возникла новая Россия. Инициирование перестройки науки может вылиться в аналогичный развал. И большой вопрос, а что именно будет построено на обломках советской науки? А пока на лицо наряду такие факты – авторитет ученых отброшен "в хвост". Тот же кадровый вопрос стоит очень остро. Например, заработная плата младшего научного сотрудника без степени – 50 у.е. В принципе, профессиональный нищий может заработать на порядок больше. Процесс ухода кадров искусственно приторможен: средний возраст кандидата наук 53 года, доктора – 60 лет. В РАН средний возраст сотрудников 60-70 лет. Есть еще одна существенная болевая точка – эффективность, в отсутствии которой сейчас активно обвиняют научный мир. Если брать конкретный пример, то уже с начала 90-хх годов Центр конфликтологии РАН издает монографии о терроризме, привлекая к их созданию представителей силовых структур. Но у государственных деятелей это не вызвало интереса. То есть результаты зачастую абсолютно не востребованы. В свое время создавались специальные комиссии – и по инновационной политике, и по социально-демографической политике, но итог их работы – ликвидация. Что касается сращивания науки и производства, то перед тем, как требовать от науки работать на ВВП, нужно создать реально работающий производственный сектор. А для этого нужно отойти от доминирования в экономике сырьевой отрасли. По оценке Е. Степанова, роль социального государства заключается в выражении общественных интересов. И если государство использует эти рычаги для развала, то это уже антисоциальное государство. Очевидно, что отечественной науке нужны реформы. Но реформа реформе рознь. Может, реформаторам стоит вспомнить о золотом правиле медиков «не навреди»? Пока ясно то, что государство и наука говорят на разных языках. У двух сторон накопилось достаточно поводов для взаимных упреков и обид. Но для решения всех системных проблем, накопившихся в сфере науки, необходим режим диалога. /Newsinfo.ru, 02.12.2004/ |