| В России идей на 400 миллиардов долларов. Под лозунгом удвоения ВВП сегодня проходит практически каждое заседание правительства. Показательно, что в кабинете царит единство: российская сырьевая труба такой рывок не потянет. Выход — инновационное развитие, переход к экономике «знаний». Но какой путь выбрать? И здесь единство мнений переходит в многоголосие. Свой вариант, которым уже заинтересовалось министерство образования и науки, предлагает Российский Союз машиностроителей. Корреспондент «РГ» беседует с одним из разработчиков программы, лауреатом Государственных премий СССР Юрием ЛЕБЕДЕВЫМ. Именно он основал когда-то первый в стране инновационный центр, был в начале 90-х первым и пока единственным министром инноваций, а также председателем Инновационного комитета Верховного Совета РФ. — Каждое новое правительство декларирует инновационный путь развития. И быстро забывает о своих намерениях. Что мешает? — Многие в высших эшелонах власти так и не избавились от иллюзии, что всесильный рынок сам собой заставит новых эффективных собственников гоняться за новинками. Увы, чуда не получается. Даже на Западе, где правит настоящий, а не дикий, как у нас капитализм, понимают: рынок — не волшебная палочка. Ведь инновационный бизнес — это вам не торговля нефтью или лесом. Он и самый рентабельный, и самый рисковый. Обычно из 1000 новых идей до стадии товара доходит не больше десяти! Завлечь сюда частный капитал — большое искусство. Скажем, в США государство приложило огромные усилия, чтобы выстроить национальную инновационную систему. Сегодня она, как пылесос, вытягивает со всего мира новые разработки и, как мясорубка, их перемалывает. Особо поддерживаются малые венчурные или рисковые фирмы, которые и осуществляют львиную долю революционных прорывов. Если экспертиза проекта показывает, что он перспективен, бюджет может выделить под него до полумиллиона долларов. — По оценкам западных специалистов, наш инновационный потенциал составляет минимум 400 миллиардов долларов. Что же выходит? Вроде бы и идей — море, и заводы имеются, и ученые и инженеры не хуже, чем у других, а сдвинуться с места не можем. — Нет главного — инновационной системы, которую создали на Западе. Поэтому тот же Билл Гейтс в России, как говорится, отдыхает. Ведь какой бы ты талант ни был, реализовать свои идеи без стартового капитала невозможно. А кредит в российских банках под инновации получить практически нереально. Да, в планах нашего правительства в очередной раз заявлено создание национальной инновационной системы, но даже при самых благоприятных, тепличных условиях на ее формирование потребуются годы. В чем беда России? Мы начинаем с нуля. Самый простой пример: у нас на 10 Кулибиных — один высококлассный менеджер по инновациям. Тот, кто умеет идеи превращать в товар. В США соотношение обратное —1:10. То есть подавляющее большинство наших изобретателей творят вхолостую. В этой ситуации, на мой взгляд, выход единственный — государство должно само стать лидером в инновационном бизнесе, начать строить мост между наукой и промышленностью. И вот когда его контуры увидит частный капитал, только тогда он решится вступить на этот путь. — И каковы должны быть эти контуры? — Прежде всего надо создать Государственную акционерную инновационную корпорацию (ГАИК), где будет аккумулироваться государственная интеллектуальная собственность. Одновременно следует учредить государственный венчурный фонд для кредитования инновационных программ. Кроме того, следует разрешить страховым компаниям и пенсионным фондам участвовать в кредитовании инноваций. Стимул — высокий процент прибыли в случае успеха. Цель акции — показать, что есть система по созданию высоких технологий. Конечно, для гарантии успеха государство должно выбрать проекты — «верняки». — Но придет ли успех? Ведь предыдущий опыт показывает, что государство — не эффективный собственник. Тем более в таком непредсказуемом деле, как инновации. А вы, как я понял, предлагаете вернуться к тому, что мы уже проходили... — Ничего подобного. Правила игры должны быть иные, и они давно прописаны на Западе. Принципиальное отличие в том, что государство — уже не монополист, а лишь один из многих участников рынка. Кроме того, инновационный бизнес в ГАИК должны вести не чиновники, а команда приглашенных за хорошие деньги классных менеджеров. — Им будет легко работать, ведь они получат преимущество — кредит государственного венчурного фонда. Но вряд ли эту идею с восторгом воспримут, например, в Минфине. За последние годы огромные государственные кредиты канули в неизвестность... — Эти аргументы наши оппоненты приводят постоянно. Что здесь ответить? Проще ничего не делать, но тогда все разговоры о том, что Россия должна выйти на рынок высоких технологий, останутся пустыми декларациями. Мы предлагаем схему, где все нити управления — в руках государства. У него своя корпорация, она получает кредиту своего «банкира», сама проводит экспертизу проектов, причем из огромного числа может выбрать «верняки». Наконец, если вы боитесь финансовых злоупотреблений, выдавайте кредиты под имя. Скажем, тому же Жоресу Алферову или Евгению Велихову. — Где в этой обреченной на успех схеме место для машиностроения, которое разработанная в Российском союзе машиностроителей программа предлагает реструктуризировать? — Осуществить рывок, вдвое увеличить ВВП можно прежде всего за счет машиностроения. Но именно оно стало главной жертвой идеологов российских реформ. Удар оказался такой силы, что сегодня от былого советского машиностроения осталось около 30 процентов. А скажем, в авиастроении эта цифра — не более 10 процентов, в станкостроении — 6! По нашему мнению, реструктурировать машиностроение следует на основе инновационных программ. Но вначале надо провести инвентаризацию всех предприятий. Многие — настоящие монстры с натуральным хозяйством. Так вот из этих гигантов надо «нарезать» по 5—10 средних и мелких жизнеспособных компаний. Но делать эту операцию следует не механически, а подобрав каждой компании свой вариант развития, основанный на инновационных проектах. — Думаю, многие воспримут это как своего рода утопию. Очередные 500 дней. — Я рассказал об идее в самом общем виде. Чтобы провести реструктуризацию машиностроительного комплекса России, понадобится 10—15 лет. «Российская газета» |