| Инновационная активность России в целом и Свердловской области в частности неуклонно падает. Отношение технологий, которые мы продаем, к тем, что покупаем, значительно меньше единицы, и уже несколько лет снижается. Технологически независимой страну сейчас назвать нельзя. При этом с Запада нашим ученым все чаще приходят предложения заключить грант на научные исследования. Возникает экономически негативная картина: наше интеллектуальное «сырье» в западной инновационной среде перерабатывается в готовые технологии и продается нашим же машиностроителям втридорога. За неспособность наладить эффективную инновационную цепочку между наукой и производством мы расплачиваемся тем, что содержим западных посредников и инфраструктуру, — вместо того, чтобы вливать эти деньги в создание собственной. Причем покупаем у Америки, Японии, Германии, а свое продаем в Украину, Казахстан... Обмен географически и морально неравноценный. —Что препятствует созданию эффективной инновационной цепочки? — На первое место я ставлю отсутствие необходимой правовой базы. Оно ощущается в любом из звеньев. Машиностроение заинтересовано в получении специалистов высокой квалификации и готово оказывать высшему образованию посильную помощь. Но юридической основы для этого не существует. Допустим, предприятие хочет подарить кафедре компьютерный класс. Попробуйте провести это через бухгалтерию! Кто-то должен заплатить НДС, а налоговые органы еще будут проверять, не является ли акт дарения попыткой увода средств. Часто научные разработки невостребованы, потому что ученые боятся довериться инвестору, особенно отечественному. Инстинктивно предполагают, что иностранный капитал уважает частную собственность, в том числе и на интеллектуальные активы. А прикосновения к русскому капиталу вызывают воспоминания об эпохе приватизации, когда проектные институты «уходили» как здания, а интеллектуальные активы даже не вносились в приватизационные списки. Закрепилось отношение к интеллектуальной собственности как к чему-то дешевому, необязательному. Ученый не видит правовых механизмов, которые защитят его интересы, он не уверен, что его не сбросят со счетов, как только его услуги перестанут быть нужными фирме. Еще один пробел законодательства: только из УГТУ вышло больше сорока малых инновационных предприятий, но закон не позволяет вузу выступать их учредителем. По сути, вуз лишен возможности получать дивиденды со своей интеллектуальной собственности. i Мы можем только просить руководителей этих предприятий, чтобы они не забывали, плодами чьих трудов пользуются. Они обычно не отказываются помогать кафедрам, но если завтра передумают — мы останемся ни с чем. Это нонсенс. — Принято считать, что главная проблема инновационной инфраструктуры и наукоемкого производства в нехватке средств... — Скорее, в отсутствии механизмов финансирования. Технопарки и центры трансфера технологий дают гораздо меньший эффект, чем от них ожидали, потому что любой успешный проект реализуется там же, где была сделана разработка. А когда люди приступают к серийному производству, логика рационального экономического поведения уже не позволяет им вкладывать деньги в новые научные исследования. Это тормозит инновационный процесс. Без венчура сколько не создавай центров трансфера и технопарков, они дадут разовый положительный эффект, потому что очень скоро превратятся в небольшие, но коммерчески выгодные производства. На пике интереса к инновации, когда продемонстрированы не только научные, но и коммерческие возможности разработки, инвестор должен продать ее и права на производство машиностроительному предприятию. Но венчур у нас развит слабо, поэтому возврат инвестиций идет не через продажу технологии, а через серийное производство. Чтобы предприятие, осуществляя серийное производство, продолжало заниматься поиском и внедрением инноваций, оно должно быть достаточно крупным, должно капитализироваться за счет нематериальных активов. Но наш фондовый рынок закрыт для малых и средних предприятий. Возникает вопрос: зачем копить нематериальные активы, если их невозможно капитализировать? Так что главный приоритет в строительстве инновационной инфраструктуры — за созданием венчурного и фондового рынков. Помимо венчура существует только один путь развития инноваций — постоянная денежная подпитка государства. Но он порочен. Задача государства — привлечь в венчур наравне с государственным частный капитал. Государство должно выступать катализатором рыночного процесса, а не его донором. —А если конкретно ? — В США в начале 60-х годов доля государства в инновационной деятельности составляла 67%. Но уже с середины 60-х государство стало передавать возможности финансирования инноваций частному сектору. В 1980 году был принят закон, вызвавший инновационный бум. Благодаря ему мы считаем эту страну образцом инновационной деятельности. Закон гласил: государство добровольно и безвозмездно передает все объекты интеллектуальной собственности разработчикам, не претендуя ни на долю во вновь создаваемых предприятиях, ни на компенсацию за передачу разработок, рассчитывая на извлечение выгоды через налогообложение новых предприятий. Два месяца назад я увидел проект аналогичного закона, который министерство науки и образования хочет внести в Госдуму, правда, только на часть интеллектуальной собственности. Если он пройдет, результаты будут такими же революционными, как в свое время в США. Государство в большей степени должно финансировать фундаментальную науку, региональный, муниципальный, федеральный бюджеты и частный капитал — на кооперационной основе — прикладные исследования. Если доходит до создания инновационного предприятия и вывода продукции на рынок, роль государства сводится к косвенному финансированию — созданию комфортных налоговых, кредитных и прочих условий. На следующем этапе, когда компания продемонстрировала конкурентоспособность, в качестве поддержки выступает размещение государственного заказа (именно таким образом в частных американских компаниях разрабатывается тема водородной энергетики). Наконец, на стадии устойчивого роста государство относится к инновационному проекту так же, как к любому коммерческому, только если это предприятие и его деятельность не касается интересов государственной безопасности (продовольственной, энергетической) или не обладает особым социальным значением, как, например, медицинские. — Предположим, финансовые механизмы заработали. Что дальше? – Во всех звеньях инновационной цепочки долгое время будет идти процесс ломки застарелой психологии, менталитета. Я знаю массу примеров, когда к российскому ученому приходил венчурист и говорил: я готов инвестировать в создание производства на базе вашего изобретения, но контрольный пакет будущего предприятии — за мной. Западный ученый психологически к этому готов, наш — нет: как это, я изобретал, недоедал, ночами не спал, и вообще «пришла денежная сума, которая хочет всю российскую науку скупить по дешевке». Хотя ему предлагают достойную зарплату' и дивиденды с его доли акций. В результате потенциальный инвестор уходил, пожимая плечами, а в глазах читалось: ну и пусть помрет голодный, но гордый. Однако и большинство отечественных предпринимателей пока не ориентированы на стратегическое вложение средств. Западный бизнесмен привык вкладывать деньги в проекты, отдача от которых появится через пять лет и более. Терпение наших бизнесменов в подавляющем большинстве ограничивается двумя годами. Поэтому, кстати нет крупных вложений в образование: это стратегическое инвестирование, эффект от которого наступает минимум через один образовательный цикл, а это пять-шесть лет. «Эксперт Урал» |