| Медицинская сенсация,которую утопили в научных спорах На днях американские ученые объявили о громкой сенсации, равной, по их мнению, первому полету на Луну. Изобретен универсальный заменитель человеческой крови, который в отличие от настоящей алой жидкости можно хранить сколь угодно долго и транспортировать без ущерба для качества «товара». По некоторым показателям новшество даже превосходит обычную кровь, утверждают американские медики: она лучше обеспечивает организм кислородом, а значит, может лечить пораженные органы — например, сердце и печень. Но мало кто знает, что первенство в изобретении «синтетической» крови — перфторана — принадлежит российским ученым из подмосковного Пущина, которые разработали его более 20 лет назад. Доктор биологических наук, профессор кафедры биофизики физфака МГУ Симон Шноль назвал изобретение «голубой крови» последней трагедией науки в СССР. — В конце 70-х годов по «специальным каналам» правительство СССР получило сообщение о проводимых в США и Японии работах по созданию кровезаменителей на основе перфторуглеродных эмульсий, — вспоминает Симон Эльевич. — Было очевидно стратегическое значение этих исследований. При любой войне, и особенно ядерной, жизнь уцелевшего сразу после ударов населения зависит прежде всего от запасов донорской крови. Но ее даже в мирное время не хватает. Сохранение донорской крови — чрезвычайно сложное дело. И правительство поручило Академии наук решить эту проблему. За дело взялись вице-президент АН СССР Ю.А. Овчинников и директор Института биофизики РАН Г. Р. Иваницкий. Их правой рукой стал молодой талантливый ученый, доктор медицинских наук, профессор Феликс Белоярцев. К концу 1983 года препарат был готов к клиническим испытаниям. Он представлял собой жидкость голубоватого цвета (отсюда изысканное название — «голубая кровь») и обладал, помимо многих полезных свойств, поистине уникальным: мог доставлять кислород через мельчайшие капилляры. Это было грандиозным открытием, так как при большой потере крови сосуды сжимаются и не пропускают донорскую кровь, а вместе с ней кислород. О русской «голубой крови» заговорили как о панацее для рода человеческого. Белоярцев был поглощен этой работой; он не спал сутками, ездил по нескольку раз в день за нужными приборами и препаратами из Пущина за 120 километров в Москву, тратя на это всю свою зарплату и наивно полагая, что все вокруг разделают его одержимость. В это время в реанимационное отделение Филатовской больницы попала пятилетняя Аня Гришина. Девочка, сбитая троллейбусом, была в безнадежном состоянии: множественные переломы, ушибы, разрывы тканей и органов. К тому же в ближайшей больнице, куда Аню доставили после травмы, ей перелили кровь не той группы. Ребенок умирал. Врачи объявили об этом родителям, но те не хотели мириться с неизбежным. Детский хирург профессор Михельсон, друг Феликса Белоярцева, сказал: «Последняя надежда — у Феликса есть какой-то препарат»... Консилиум с участием зам. министра здравоохранения, детского хирурга Исакова постановил: «По жизненным показаниям просить профессора Белоярцева»... Тот услышал просьбу по телефону и тут же примчался в Москву. С двумя ампулами перфторана. У телефона в Пущине остался ближайший соратник Белоярцева Евгений Маевский. — Через некоторое время позвонил Белоярцев, — вспоминает Евгений Ильич. — Он был сильно взволнован: девочка жива, после введения первой ампулы, кажется, стало лучше, но наблюдается странный тремор (дрожь. —Авт.). Что делать? Я сказал: вводи вторую! Девочка выжила. С тех пор я ничего не знал о ее судьбе. Но однажды, это было в 1999 году, меня пригласили на телевидение для участия в передаче о перфторане. В какой-то момент в студию вошла высокая розовощекая девушка лет 20, что называется, «кровь с молоком». Как выяснилось, это и была наша с Феликсом подопечная — Аня Гришина, студентка, спортсменка, красавица... Следом за Аней перфторан спас еще 200 солдат в Афганистане. Казалось бы, после столь победных испытаний препарату обеспечено великое будущее, а его создателям — премии и почести. На деле все вышло иначе. Против Феликса Белоярцева и его коллег было возбуждено уголовное дело. Их обвинили в том, что они испытывают на людях препарат, официально не зарегистрированный Минздравом. В Пущино приехала комиссия из КГБ, люди в штатском денно и нощно дежурили в институте и под дверьми квартир разработчиков «голубой крови», устраивали допросы и умело натравливали людей друг на друга. Против Белоярцева был выдвинут ряд абсурдных обвинений — например, что он воровал спирт из лаборатории, продавал его, а на вырученные деньги строил дачу. — Белоярцев сильно изменился, — вспоминает Симон Шноль. — Вместо веселого, остроумного, энергичного мужчины, окруженного единомышленниками и влюбленными женщинами-коллегами, мы видели опустившего руки, разочарованного человека. Последней каплей в этой дикой истории стал обыск на той самой даче, которую якобы построил Феликс на «ворованные» деньги. Это был старый деревянный домик, в котором по горло занятый работой Белоярцев не был уже несколько лет. Он попросил разрешения ехать туда на своей машине. Следом «хвостом» двигались люди из «органов». После двухчасового обыска, во время которого они, естественно, ничего подозрительного не обнаружили, Феликс с их разрешения заночевал на даче. Утром сторож нашел Феликса Федоровича мертвым. Через некоторое время на имя друга Белоярцева Бориса Третьяка пришло письмо, отправленное накануне самоубийства: «Дорогой Борис Федорович! Я не могу больше жить в атмосфере этой клеветы и предательства некоторых сотрудников. Побеспокойтесь о Нине и Аркаше. Пусть Г.Р. (Генрих Романович Иваницкий —Авт.) поможет Аркадию в жизни... Ваш Ф.Ф.» Иваницкий был потрясен гибелью Белоярцева. В день похорон он подал генеральному прокурору СССР протест «О доведении до самоубийства профессора Белоярцева». В Пущино вновь приехала «комиссия», провела «проверку» и вынесла заключение: Белоярцев покончил с собой «под тяжестью улик». Вскоре после смерти Белоярцева уголовное дело было закрыто: ни одна из «жертв» эксперимента не была погублена, наоборот, перфторан для всех оказался спасительным. Состава преступления не нашлось. Но только в конце 80-х «голубую кровь» и доброе имя Феликса Белоярцева было решено реабилитировать. Спустя 17 лет медицинское сообщество вручило группе разработчиков перфторана национальную премию «Признание», тем самым как бы извиняясь за ошибку. Белоярцев оказался первым в этом списке — посмертно. — Исследуя перфторан, мы все время наталкивались на сюрпризы, — рассказывает директор Института биофизики РАН в Пущино Генрих Иваницкий. — То, что он великолепно заменяет донорскую кровь, было ясно с самого начала. Однако, как и всякий препарат, перфторан имеет побочные -действия. Например, на какое-то время он оседает в печени. Мы считали, что это существенный недостаток, и пытались с ним бороться. Но потом оказалось, что с помощью перфторуглеродов в печени происходит синтез определенных химических веществ, очищающих ее от шлаков. Это означает, что с помощью «голубой крови» можно лечить, например, цирроз печени, а также гепатиты. Или вот еще один вариант счастливого применения побочного действия. Когда больному вводят перфторан, у него возникает озноб, похожий на гриппозное состояние, — это активизируется иммунная система. Оказывается, перфторан можно использовать в качестве стимулятора иммунной системы, если она ослаблена. Еще полгода назад во время моей командировки в Пущино Генрих Романович говорил, что пока в мире нет аналогов перфторана, но «наука не стоит на месте и скоро что-то появится». «У Минздрава нет денег на перфторан, хотя речь идет о значительной по сравнению с донорской кровью экономии средств, — предупреждал Иваницкий. — Если министерство не изыщет эти средства, наше мировое первенство в использовании перфторуглеродов будет упущено. Ученый как в воду глядел: средств не нашлось. Американцы объявили об «открытии», которому на самом деле два десятилетия. «Труд-7» |