| Интервью с И.М. Бортником Генеральный директор Фонда содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере Иван Бортник рассказывает о деятельности фонда и о своем взгляде на инновационное развитие страны в интерью "Вестнику инноваций" – Иван Михайлович, завершается первая стадия финансирования проектов по Программе СТАРТ 2004 года, каковы результаты? – По программе СТАРТ 2004 было подано порядка 2760 заявок. Мы отобрали более 520 проектов и заключили по ним контракты. При условии финансирования каждого проекта на первом этапе на сумму 25 тыс. долларов, на эти цели было направлено примерно 13 млн. долларов. В связи с тем, что жюри работали практически в течение всего 2004 г., некоторые проекты начали выполняться в феврале 2004 года, некоторые – только сейчас. Начавшие раньше, постепенно подходят к завершению первого года. Эту группу можно разделить на три категории. Первые – те, кто говорит: «Спасибо государству – дало нам возможность попробовать, но ничего не получилось». Они выполнили НИОКР, отчитались перед нами или должны доотчитаться. Бизнес не получился по разным причинам. Мы их пытаемся анализировать: кому-то просто не понравилась организация малого предпринимательства, у кого-то не получился тот результат, на который рассчитывали. Вторая группа – «У меня получилось с развитием компании. Тот результат, на который я надеялся, достигнут. Я даже начал продавать продукцию или вызвал интерес у покупателей, они готовы покупать мой продукт, но я не нашел инвестора». Некоторые даже говорят: «Инвестор мне и не нужен. Зачем делиться какой-то долей? Я хочу дальше самостоятельно развиваться…». Наша позиция: «Ради Бога! Развивайся самостоятельно». Он говорит: «А деньги?» Но мы так не договаривались! Третья группа – это те, кто приходит с инвестором. Эта группа в свою очередь делится на две подгруппы. У представителей одной из них есть нормальный инвестор – само собой внебюджетный, физическое или юридическое лицо, иностранный или российский (в этом смысле – все равно), но тот, кто рассчитывает зарабатывать вместе с проектантом. Представители другой подгруппы – не то, чтобы хотят нас обмануть, но они сами представляют себе на самом деле не инвестора, а заказчика, покупателя, который покупает у них продукт. На второй год по программе СТАРТ, как мы объявляли, будет переход только, если проектант приходит, во-первых, с договором с внебюджетным инвестором, и, во-вторых, с бизнес-планом, в котором указано, как и он и инвестор собираются зарабатывать деньги. В бизнес-плане он уже показывает, как начинает расти, по настоящему развиваться компания. Если в первый год мы рекомендовали не переходить на постоянную работу в компанию, то во второй год мы уже начинается формирование штата постоянных сотрудников компании. Так, что, если вы профессор, крупный ученый, не хотите покидать науку – находите себе людей, разработчиков, которые будут реализовывать Ваш результат. Мы как фонд отвечаем за формирование компаний. – Как государственный фонд – представитель государства в процессе становления новых высокотехнологичных компаний, вы, вероятно, заинтересованы в том, чтобы компании к Вам не приходили за финансированием на второй год, но при этом росли? Если они в первый год стартовали, а на второй год нашли инвестиции и не пришли, вы в принципе должны быть удовлетворены? – Пусть приходят. Цель программы СТАРТ – стимулировать привлечение внебюджетных инвестиций. Вообще, если они не пришли, но нашли инвестора, в принципе это хорошо. Но, в то же время, мы с удовольствием вместе с инвестором, будем и дальше вкладывать наши деньги. У нас пока таких случаев не было – чтобы компания нашла инвестора и хотела отказаться от наших денег. Гораздо больше случаев, когда они хотят наших денег, но не нашли инвестора. – Сейчас уже закончился прием заявок на СТАРТ-2005. Прокомментируйте, пожалуйста, как прошел набор, какие отличия от предыдущего года? – По рекомендациям, в том числе академика Алфимова как бывшего директора РФФИ и некоторых других экспертов, мы решили попробовать в этом году принимать заявки в московском офисе через Интернет. Я сомневался, что это получиться. Опыт СТАРТа-2005 показал, что более полутора тысяч заявок мы получили через Интернет из различных регионов России – с Дальнего Востока, из Карелии и т.д. Можно констатировать, что все нормально в России с информационной системой – можно работать! Есть, правда, небольшие проблемы. Еще около 500 заявок прошли через Интернет, но там есть мелкие нюансы взаимодействия с машиной: кто-то не заполнил какую-то графу, например, не указал телефон, и тому подобное. Мы эти заявки примем, но формально машина где-то не поняла заявителя или заявитель недопонял машину. Число таких «проблемных» заявок максимум 25% от общего количества. Многовато, но, с другой стороны, замечания к машине минимальные. Еще одна небольшая проблема. Некоторые заявители, как ни странно, особенно москвичи, вдруг в последние полчаса перед закрытием начали приходить в офис и выдавать дискеты, ссылаясь на то, что «у них Интернет не открывается». Мы, в принципе-то, не возражали, можно представлять и дискеты, но, зачем в последние полчаса… Устроили лихорадку какую-то, и вот мы сейчас ее расхлебываем. Это еще порядка 100-120 заявок вместе с регионами. В целом мы выходим опять примерно на 2 тысячи. Примерно так же как в прошлом году. Думаю, что в марте тоже организованно через Интернет мы проведем экспертизу всех этих заявок и с конца марта – начала апреля начнем приглашать соискателей на заседания жюри. Жюри сформированы на региональном уровне. – Какие изменения с точки зрения географического охвата произошли в этом году? – Мы так не ставим вопрос – работаем по семи федеральным округам, все регионы охвачены. В этом году представительства работали, отвечали на вопросы, но такого объема работы, как в прошлом, уже не было, поскольку все делалось через Интернет. В этом смысле полегче, но мало что поменялось в смысле регионального охвата. Хуже всего, но это было и в прошлом году, обстоят дела с активностью в Центральном федеральном округе. – Почему? – Это уже вопрос к заявителям. – Но вы анализировали причины? – Прежде всего, что такое хуже, что такое лучше. Мы исходим из распределения научно-технического потенциала Российской Федерации по округам. В соответствии со статистикой, во всяком случае, с последней статистикой, которая официально у нас есть, хотя, может быть, несколько устарела, в Центральном федеральном округе сосредоточено 50% научно-технического потенциала России. Мы считаем, что там примерно столько же и инновационного потенциала. Следовательно, отсюда должна исходить примерно половина заявок. По факту – не имеем и 30%! В то же время, из Сибирского федерального округа, где, как мы считаем, 7 - 10% потенциала, исходит чуть меньше заявок, чем из Центрального. По Северо-западу та же картина, по Поволжью, по Дальнему Востоку, по Южному Федеральному округу активность превышает статистический потенциал. В целом, я считаю, в этом году число заявок по округам нормальное, но по Центральному округу даже меньше заявок, чем в прошлом. Одна из причин, вероятно, некая избалованность Центрального округа, особенно, Москвы и Московской области всякими другими способами привлечения денег. Разные, конечно, могут быть причины, мы их анализируем. Это отдельный разговор, но статистически: по России нормально, некоторые округа, особенно Центральный недовыбирают свою потенциальную квоту. В этом смысле Москва и Московская область меня чуть меньше волнуют. Тем более Москва в этом году все-таки решила вместе с нами участвовать в программе СТАРТ и привнести дополнительное финансирование по 500 тыс. рублей на проект. Здесь и гранты побольше. Но вот то, что другие области Центрального округа слабо проявляются – это меня, конечно, тревожит. Мы ездим, встречаемся, пытаемся привлечь внимание университетской общественности, но заставить никого мы не можем. – Расскажите, как осуществляется экспертиза проектов? – Как везде в мире: есть база экспертов где-то в районе 1000 человек. Она на самом деле больше, но не со всеми экспертами получается хороший контакт, поэтому активная часть экспертов порядка 1000 человек. – Ваши эксперты распределены по стране? – Да, у нас экспертиза идет по округам, и эксперты находятся в округах. В этом году есть маленькая новация: попросили на каждый проект иметь по три экспертных заключения – два из них сделаны экспертами в данном федеральном округе и одно из другого. – Это уже будет применено к собранным заявкам? – Да, по программе СТАРТ-2005 так будет, и усредненное мнение экспертов будет учтено как одна из оценок в жюри. Жюри работают на региональном уровне и, как и в прошлом году, проведут отбор заявок в результате личной беседы с заявителями. Они будут иметь до начала своих заседаний все заключения экспертов. Подчеркну, жюри будут опираться на заключения экспертов, на собственное мнение, и самое главное, на беседу с заявителем. Опыт показывает, что в результате беседы, оценка жюри может измениться на диаметрально противоположную. – От чего это зависит? – От многого зависит, но, прежде всего, от заявителя. – Имеется в виду личное субъективное впечатление члена жюри от того человека, которого он перед собой видит? – Это личное впечатление. Может быть не только впечатление, но и разъяснения, данные заявителем. В прошлом году у нас пятеро экспертов дали отрицательные заключения, но заявка прошла, как говорится, «на ура». Неправы были все. Заявитель в какой-то степени виноват: когда он представил заявку, оказалось, что всеми экспертами она была не совсем правильно понята – она шла не по тому направлению, где он главным образом собирался делать бизнес. Эксперты исходили из методов построения бизнеса по их направлению и фактически зарубили заявку, а когда разобрались на жюри, оказалось, что на самом деле основной-то его бизнес – в другом направлении. Иногда человек приходит – видно по глазам, что ему надо дать попробовать начать бизнес, а иногда – совершенно ясно, что ему нельзя давать денег. Здесь мнение жюри может расходиться с мнением экспертов. Бывает совершенно очевидно, что человек к бизнесу никакого отношения не имеет. Как один из ученых, в итоге беседы с членами жюри задал вопрос: «Вы что из меня бизнесмена собираетесь сделать?» В принципе, члены жюри так и оценивают – это потенциальный бизнесмен или не бизнесмен? – Заявки принимаются только в пяти тематических направлениях? – В прошлом году было четыре, в этом – мы немножко подразбили и перегруппировали темы и попросили самих заявителей более точно определить, в какое из направлений с их точки зрения заявка должна попасть. В принципе, эти пять направлений охватывают почти все, где заявители могут себя найти. В какой-то степени тот пример, что я привел, связан с этой проблемой – он попал не на то жюри. – Среди критериев оценки проекта есть такой: «Формирует ли инновация новую нишу потребностей или удовлетворяет одну из существующих, замещает она один из существующих продуктов или создает принципиально новый вид продукта?» Чему отдается приоритет в данном случае? – Это очень сложный вопрос – чему из этого отдавать приоритет? На данном этапе мы просто просим заявителя сказать: он-то что видит? С точки зрения бизнеса вопрос философский и обсуждается. Мне кажется, особенно для программы СТАРТ на данной стадии, приоритет следует отдать тому, кто совершенствует продукт существующий – ему будет легче начать бизнес. Просто легче. Хотя, казалось бы, надо искать тот проект, который формирует принципиально новую нишу. Но это дискуссия. Потому что в этой принципиально новой нише гораздо труднее будет ему прорываться, за год найти и убедить инвестора. – То есть это все-таки работающий критерий? – Это не критерий для оценки. Мы просто хотим, чтобы заявитель и эксперт нам подсказали, чтобы члены жюри ориентировались в этом моменте, делая свой выбор. Кто-то, вроде меня, скажет – «он полез в принципиально новую нишу, лучше я его приторможу». Кто-то может сказать – «О! Это то, что мы искали и наконец-то нашли, это нам надо!» Тут решают члены жюри, но эксперты и заявители должны попробовать это показать. – Прокомментируйте, пожалуйста, и такой критерий: «Какова конечная цель заявителей – создать постепенно собственную крупную или устойчиво работающую компанию или привлечь внимание крупного инвестора или предпринимателя и продать ему свою компанию. В последнем случае вернуться в науку или уйти в бизнес»? – Мы действительно задаем такой вопрос: «Пройдет три года – вы что хотите-то?» И вот здесь очень много выявляется в процессе разговора с человеком. В принципе нам все равно – мы можем и то и другое поддержать, но позиция человека должна быть ясна и она здесь проявляется. Это позволяет членам жюри опять-таки сформировать собственную позицию по поводу заявителя. Еще раз подчеркну, может быть и тот и тот вариант, но важно, чтобы человек определялся. И чаще всего, когда человек или по тому, или по другому варианту четко определяется – за него голосуют «за». Когда он, извините за выражение, «не мычит, не телится» - за него голосуют «против», вернее, ставят низкие оценки. – Приведите примеры наиболее успешных компаний профинансированных фондом вообще за всю его историю и, в частности, по программе СТАРТ, если уже есть какая-то информация? – По программе СТАРТ еще рано подводить итоги – так, примерно, в середине года, может быть к концу лета, пойдет основная такая масса тех, кто придет с инвестором или без. Тогда начнем подводить итоги. Есть очень интересные проекты по содержанию, есть очень прикладные работы, но у нас все-таки основным критерием оценки успеха или неуспеха первого года программы СТАРТ будет «привлек инвестора – не привлек инвестора». Из тех, кто сегодня привлекает инвестора (на сегодня уже трое привлекли) – нормальные проекты, с моей точки зрения. Как ни странно все три связаны с областью машиностроения, куда наиболее трудно, казалось бы, привлекать инвестора. Это никакие ни сверхоткрытия в области машиностроения, а нормальные работы, которые нужны сегодня экономике. Что касается компаний, ранее профинансированных фондом – их довольно много. Первое, на что мы обращаем внимание, когда о них заходит речь, они в основном успешны не потому, что мы их профинансировали, а потому что они сами развиваются. Довольно много «миллионников» – тех, чей объем продаж превышает миллион долларов. Их сотни. Если говорить о «звездах» – таких на сегодня, наверное, с десяток – они стали лауреатами премии правительства в области науки и техники. Премия даются не только за научный результат, а в том числе и за приличные масштабы внедрения. В их числе такие компании, как «Аркада», выросшая до объемов реализации свыше миллиарда рублей, «Аргус Спектр», штат которой уже 600 человек, «Диамех», сегодня уже крупная компания, поставляющая балансировочное оборудование не только в Россию, но и во все страны СНГ и в страны дальнего зарубежья, «Реликт», занимающаяся программными продуктами. Есть нормальные компании, которые не стали лауреатами, но сегодня там трудятся 60, 100, 150 человек. Компании нормально развиваются, хорошо зарабатывают, вышли по продажам за миллионы долларов. Они уже известны на российском рынке. Занимают какие-то ниши от нескольких процентов до десятков процентов в своей области. Некоторые говорят, что это плохо, мол, у них амбиций нет. Я так не считаю – далеко не каждый хочет расти до Майкрософт. Это нормально, у всех свои проблемы. – Выступая на V Салоне инноваций и инвестиций, вы упоминали компанию, из профинансированных в свое время вашим фондом, которая выпускает оборудование для производства профилей и успешно продвигается на рынок Восточной Европы? Расскажите, пожалуйста, поподробнее. – Это как раз «Аркада», возглавляемая Александром Гаяновичем Исламовым. Нормальная хорошая компания из Смоленска, выпускает профилеобразующие машины. Они используются для производства профилей от подвесных потолков, окон, для отбойников на железной дороге и т.д. – всего свыше двухсот наименований профилей. У них сегодня относительно крупный 60 тыс. кв. м. завод, порядка 1 тыс. работающих, много филиалов по России. Сейчас, в том числе начали продавать оборудование в Польшу. Машина стоит порядка 300 тыс. долларов. Они диверсифицируются – ищут новые ниши. – Когда были профинансированы эти успешные компании? – Это та тенденция, которая нас смущает, поэтому мы и идем в программу СТАРТ: те успешные компании, о которых идет речь, создавались восемь-десять лет назад. Тогда же мы начинали их финансировать. Сегодня процесс создания новых компаний, мягко говоря, идет слабо. Это относится ко всей России. К тому же нас интересуют компании инновационные. Часть из них относится к производственной сфере, часть – к научно-технической. Многие из наших компаний зарегистрированы не как компании научно-технической сферы, а – производственной, сельскохозяйственной и т.п. В России 120 тыс. производственных компаний, но далеко не все из них инновационные. Поэтому вторая часть нашей деятельности – содействовать тому, чтобы часть компаний перешла в инновационный сектор. Мы готовы содействовать процессу освоения технологий, полученных производственными компаниями в академических институтах, НИИ, в ГНЦ. Иначе говоря, через СТАРТ мы стараемся стимулировать создание новых компаний, и через программу ТЕМП – содействовать переходу компаний в инновационный сектор. – Пожалуйста, поподробнее о программе ТЕМП. – Дело в том, что и инновационные компании, которые мы знаем, и промышленные фирмы вообще, как в России, так и за рубежом, часто не имеют возможности (да им это и не нужно) создавать серьезные «задельные» результаты для будущих ниш на каких-то рынках. Что-то, конечно, они сами делают, но в основном малые или даже средние компании во всем мире все-таки берут результаты в большой науке. Если говорить о российских промышленных предприятиях, многие сейчас нормально зарабатывают деньги и не осваивают никаких новых технологий, не ведут никакой инновационной деятельности, на активизации которой сегодня настаивают и президент, и правительство. Не все понимают – все равно этот процесс пойдет. Производственные компании вынуждены будут искать новые технологии. На старье долго не продержишься – некоторые уже ищут, и уже находят. Подбор научных результатов ведется в академических институтах, в университетах, в оборонных институтах – в свою очередь мы готовы к этому процессу подключиться через программу ТЕМП. Если вы осваиваете, начинаете выпускать продукцию нового типа, по новым технологиям – мы готовы вас поддерживать. В частности, финансировать НИОКР, если вы получаете и осваиваете этот научный результат у научных организаций методом лицензионного соглашения. Вернее получаете право пользования. В этом смысле программа хороша еще и тем, что мы делаем более цивилизованным более прозрачным процесс коммерциализации научного результата, интеллектуальной собственности, кстати, созданной в основном за счет средств федерального бюджета. – Каков объем финансирования проектов? – По программе ТЕМП он ограничен только тем, что мы на эти цели можем направить не более половины бюджета фонда. – Какими средствами располагает бюджет фонда? – У нас есть немного внебюджетных средств и вместе с ними это где-то 900 млн. рублей в год. – Разные эксперты в области инноваций в России по-разному выстраивают рейтинги проблем инновационного развития по степени значимости. Какие основные преграды на пути инновационного развития видятся вам? – Проблемы есть разные. Я считаю, что инновационный процесс в основном пойдет в негосударственном секторе, и ситуация экономически сегодня еще не достаточно созрела для того, чтобы компании проводили активную инновационную политику. Жареный гусь еще не клюнул. Малые компании в этом плане шустрее – наверное, жареному гусю проще их клюнуть. Когда бизнес будет поставлен в такое положение – выживание на рынке будет возможно только через инновационную деятельность, через обновление основных фондов, через приобретение новых технологий, приобретение интеллектуальной собственности, научных результатов – процесс пойдет сам собой. В принципе, сегодня компании могут развиваться, как мне представляется, пользуясь старым багажом. Мне вчера пришло в голову – у нас в России экономика основана на знаниях или нет? Некоторые говорят – в России экономика сырьевая, она не основана на знаниях. С моей точки зрения, это просто неправильно, потому что сырьевые запасы России созданы с помощью знаний в советские времена в академических и отраслевых институтах. Таким образом, и в этом смысле российская экономика основана на знаниях. Но это те знания, которые еще пока позволяют некоторым неплохо жить, сидя на основных фондов, которые часто работают на износ. У РАО «ЕЭС» степень износа основных фондов 70% – уже превзошла все пределы, но фонды пока работают. Там аварии, здесь аварии, здесь нефть еще качают (выкачивают не всю, прямо скажем), но тех знаний пока хватает. Вот в этом основная проблема, с моей точки зрения. Как только жареный гусь клюнет по-настоящему: что будет этим жареным гусем – ВТО ли: границы окончательно откроются; правительство ли придумает какие-то методы стимулирования частной негосударственной сферы, ибо там основные средства крутятся – не важно, но тогда множество вопросов урегулируют моментально. Тогда, я уверен, очень быстро решится, например, вопрос о закреплении прав на результаты, полученные за счет средств федерального бюджета, и все остальные проблемы, стоящие сегодня. Как только остро встанут вопросы выживания перед крупными нашими нефтяными, авиационными, газовыми компаниями – пойдет полноценная инновационная деятельность. Просто масштабы инновационной деятельности в России сегодня маловаты для масштабов страны. С моей точки зрения, в этом основная проблема. Сегодня, условно, крупная компания может себе позволить вести себя примерно так – зачем мне это все – академические институты, университеты, там 1000 человек, там 500 человек, я могу набрать себе 50 человек, заплатить им по 5 тыс. долларов или по 10 тыс. долларов, и они сделают все, что мне надо. При этом забывают одно, что если вы живете в нормальной конкурентоспособной среде, не хватит вам 5-ти, 10-ти или 50-ти тысяч на сколь угодно результативного разработчика, если вы будете тратить менее примерно 3% от вашего оборота на НИОКР. Если сегодня оборот ТЭК составляет, условно, 100 млрд. долларов, а вы тратите менее 3 млрд. и считаете, что вы конкурентоспособны, то вы не живете в конкурентоспособной среде. Просто вам удается пока еще изолироваться от нее. Заплатите вы эти 3 млрд. долларов одному человеку (если найдется у вас такой гигант) или все-таки 300 тыс. человек – дело ваше. Но если вы считаете, что всего за 1 млн. долл. вы наберете 50 человек, и они вам решат ваши проблемы – вы еще настоящих проблем, толкающих в инновационную деятельность, не ощутили. Таким образом, степень инновационности экономики зависит от состояния самой экономики – сегодня она еще позволяет жить, в основном, не за счет инновационной деятельности. – Есть такая точка зрения, что основной проблемой рынка инноваций в России является отсутствие организованной коммуникации между такими основными игроками как генераторы бизнес-идей, предприниматели и инвесторы. Иначе говоря, даже, если свести их вместе и познакомить между собой – степень непонимания друг друга будет столь высока, что конструктивное сотрудничество исключается. Как бы вы прокомментировали такую постановку проблемы? – Во-первых, такая проблема есть. Во-вторых, такую коммуникацию надо организовывать. В-третьих, возвращаясь к тому, о чем я говорил перед этим, ни у одного из этих трех субъектов по настоящему нет стимула пытаться организовывать эту коммуникацию или быть вовлеченным в нее. – Как вы объясняете этот феномен? Ведь генераторы идей – это зачастую ученые, имеющие довольно не высокий уровень благосостояния и они должны быть заинтересованы в его росте, а следовательно искать возможности выхода на предпринимателей, инвесторов? – У них нет стимула. Вот я вам могу привести один пример, не называя конкретную фамилию. Я встречался с проректором одного университета. «Почему вы не подаете заявки на программу СТАРТ, ведь у вас есть разработки», – спросил я его. Он отвечает: «Иван Михайлович, я за своими профессорами и доцентами убегаться не могу – не надо им этого. Они зарабатывают другими методами». Они же умные люди и они выбирают тот путь, где проще заработать деньги. Им нужны деньги и есть другие способы их получения, в университетах уж точно. Поэтому, зачем мучится, подавать заявки на СТАРТ, искать инвесторов, когда и так есть возможность заработать. Не надо рассказывать о том, что они хотят работать, но нет денег. Особого стимула, реально, у них нет. Когда появляется энергичный специалист, мотивированный на реализацию идеи – он все находит: и программу СТАРТ, и другие варианты. То же самое, кстати сказать, касается и инвесторов. Сколько Борис Сергеевич Алешин проводил встреч с венчурными фондами, ПИФами, ЧИФами, кого там только нет. Вот мы программу СТАРТ запустили, вы думаете хоть один ЧИФ-ПИФ «прорезался»? Ни один! Всех пригласили, всем сообщили, в Интернете вся информация есть. Да, пришло несколько человек, посмотрели – но их же сотни! Не говоря уже про знаменитые негосударственные пенсионные фонды, которые являются одним из источников инновационного капитала в мире. Мы предлагали все виды сотрудничество, софинансирования – любые варианты! Нет у них сегодня проблемы, где бы найти интересный проект в который вложить деньги. Некоторые компании приходят с предложением наладить связи между разработчиками и инвесторами – ребята, пожалуйста! Но тогда и преодолевайте мое сомнение – показывайте результаты. Министерство образования и науки со своей стороны пытается наладить эту коммуникацию – создаются отделы коммерциализации, офисы коммерциализации технологий, центры трансфера технологий. Я спрашиваю, сколько из них сегодня принесло проектов в программу СТАРТ? Нет ответа. Второй вопрос задаю, у вас есть база данных? Вот вы центр трансфера технологий в одном из регионов России, за вами закреплены, условно говоря, какой-то университет или какая-то академическая структура – у вас есть база потенциальных заявителей на СТАРТ 2005, я бы им всем разослал заявки? Ноль! Хорошо, на СТАРТ 2006? Дайте мне базу потенциальных заявителей, я им всем пошлю приглашения лично, а то вдруг в Интернете не найдут. Ноль! При этом центры трансфера технологий просят деньги у Минобрнауки – по 2 млн. рублей каждому на развитие, просят проводить обучение, посылать на стажировки. В принципе тоже правильно. Ну а где база данных? Возьмите на себя хоть какую-то обратную ответственность. Ну, подождем еще, это процесс длительный. Министерство хочет их создавать в регионах по двадцать в год – правильная линия. Но это только одна часть организации коммуникации – то, что касается создателей результатов – понятно: формируется и уже есть государственная политика. А кто со стороны инвесторов? Где инвестиционная часть? Где эти создающиеся центры по двадцать в год? Где система работы неправительственных организаций? Где национальная негосударственная система инвесторов? Есть организация средних предприятий – где их заявочная база? В европейской сети IRC 60 тысяч запросов и предложений. Где наши-то 60 тысяч? Министерство организует со стороны технологических предложений, где запросы? Ладно инвесторы, бизнес-ангелы… Но промышленность – основной потребитель результатов: если вообще ничего не надо промышленности – это вопрос не к ученым. – У вас есть данные о расходах промышленности на получение и приобретение результатов НИОКР? – Эти данные очень сложно найти, и мало кому интересно их показывать. По разным соображениям. Было бы хорошо, если бы кто-то взялся и провел статистическую обработку этих данных. Думаю, что промышленность сегодня финансирует НИОКР не меньше государства. – По серым схемам? – Я даже не уверен, что по серым. Может быть, по вполне легальным схемам, но внести туда ясность, что там НИОКР, а что какие-то другие виды деятельности, просто собрать эти данные – я считаю, это обязанность государства. Есть методики проверки этих данных, они известны во всем мире. Как проверять, если человек по тем или иным соображениям пытается заморочить голову – тоже известно. Это нормальная статистика, надо наводить порядок в этой части, но то, что промышленность финансирует НИОКР – вопроса нет. Наверное, государство должно содействовать тому, чтобы промышленность была в большей степени заинтересована в этом. Были бы цифры, была бы ясность в этих цифрах – можно было бы применять какой-то инструментарий. Тогда можно было бы судить о какой-то ответной реакции на действие того или иного инструмента. Применять в условиях полной неясности какой-то инструмент, а потом думать он или не он сработал… Я могу понять в этой части позицию Минфина. Что такое применить стимулирующий инструмент – это потеря для бюджета, и будет ли она компенсирована – никто знает. – Наверное, вы достаточно четко высказали свою точку зрения по поводу работы негосударственных инвесторов в инновационной сфере, комментируя тезис о «инновационной коммуникации». Можно ли сказать, что на сегодняшний день вы пессимистично настроены относительно перспектив венчурной индустрии в России? – Венчуристы действительно вкладывают порядка 2 млрд. долларов. Baring Vostok Capital Partners, например, недавно создал фонд на 400 млн. долларов. Они делают хорошие деньги и им не до технологического бизнеса. В основном это прямые инвестиции, другие формы, но не рисковый бизнес. Еще раз подчеркну, у них сегодня нет особого стимула действовать в этом направлении, добавлять к другим рискам еще и технологический риск. – Ваши пожелания потенциальным заявителям Фонда? – Мы радуемся за наших клиентов, я их называю партнерами. Радуемся, что они успешно делают свой бизнес. Будем надеяться, что тоже будет и с партнерами из программы СТАРТ. Хотя никакой драмы я не вижу в том, что правительство решило в определенный момент определенную часть средств пожертвовать просто на риск и возможные потери. Это нормально, это в любом случае не потеря. В конце концов, все равно вернется. Жизнь налаживается и приятно участвовать в этом процессе. /"Вестник инноваций", 15.07.2005/ |