Машинцев Юрий Александрович: Вице-президент фонда стратегических инвестиций Темплтон Юрий Александрович, какие этапы проходят обычно в своей работе компании венчурной индустрии? На начальной стадии компании финансируются семьей, друзьями и знакомыми предпринимателя, Затем, когда старт-ап более-менее формализован, можно привлекать бизнес-ангела. Затем идет стадия венчурного финансирования, в которых участвуют венчурные фонды. Как правило, они стремятся вложить дополнительный капитал в то, чтобы компания провела сертификацию, провела промышленный образец, патентование, юридически правильно все оформила, зарегистрировала нужные юридические лица. Когда эти процедуры завершены и сделан хороший промышленный образец, то тут возможны два варианта. Наиболее простой и для венчурного капиталиста, и для бизнес-ангела – это продажа компании стратегическому инвестору. В моей практике был такой случай, когда компания предложила производить энергию для топливных элементов из разработанной ими «биомассы», и, после создания промышленного образца, эта компания была успешно продана. Другой, менее распространенный путь – стадия прямых инвестиций. На практике, как правило, венчурная стадия заканчивается продажей компаний, и очень редко, примерно в 10-20% (это не точная статистика) случаев, когда компании переходят к следующей стадии –уже «подключаются» фонды прямых инвестиций. Они дают свои деньги на то, чтобы венчурную компанию перевести в промышленную. Но, как правило, фонды прямых инвестиций предпочитают работать не с венчурными компаниями, а с уже большими компаниями, образуют крупные холдинги, которые более конкурентоспособны на рынке, в том числе, на мировом. Такие компании более пригодны для продажи стратегическому инвестору для выхода на IPO. Фонды, прямых инвестиций финансируют выход на IPO, дополнительные доработки по прозрачности компании, по аудированной отчетности, может быть, по дополнительному приобретению активов, их реструктуризации, то есть помогают при подготовке к грамотному структурированию для IPO. Какие Вы бы отметили риски венчурного финансирования? Риски венчурного финансирования, прежде всего, это люди. Это – самый большой риск и самый большой актив венчурного финансирования. Если «поставить» на правильных людей, то все остальные риски нивелируются. Потому что все остальное можно правильно организовать, все остальное – это вопрос денег. А если люди оказались так или иначе «с какими-то тараканами в голове», у них частенько бывают чересчур завышенные амбиции, которые не позволяют им нормально работать с партнерами. Они везде видят только свою выгоду, свои амбиции, и это – большой минус. Либо есть люди, которые неправильно представляют себе путь развития компании, не хотят слушать советов – это тоже большая проблема. Все остальные риски – политические, технологические, финансовые – они, естественно, присутствуют, они есть везде. Сегодня законодательная база по венчурной индустрии отсутствует. Это мешает работе? В принципе, да, хотя какого-то особенного законодательства здесь, может быть, и не нужно. У нас есть корпоративное законодательство, недостаток которого, на мой взгляд, в том, что по российскому законодательству невозможно структурировать договор акционеров. Особенно, когда акционеры миноритарные, и пакет у них менее 25%, то они оказываются незащищенными. Из-за этого часто возникает потребность работать в каких-то оффшорах, потому что законодательство России не позволяет нормально структурировать договоренности акционеров, которые могут отличаться, то есть, они могут обеспечивать дополнительную защиту для финансового инвестора. Бизнес-ангелы и корпоративные венчурные капиталисты работают на одном экономическом пространстве. Есть ли между ними принципиальная разница, как их можно сравнить? Разница, прежде всего в масштабе, то есть ни один крупный фонд прямых инвестиций не станет заниматься инвестициями в десятки, и даже в несколько сот тысяч долларов. Просто потому, что, как правило, они не рассчитаны на то, чтобы отслеживать такие инвестиции, и просто не соблюдается эффект масштаба, потому что любой фонд прямых инвестиций, как корпоративный институт, делает достаточно дорогостоящей подготовку инвестиций. Как только мы инкорпорируем в эту структуру сотню тысяч долларов на due dilidjence, и примерно столько же на корпоративную реструктуризацию, то инвестиции в десятки и сотни тысяч долларов – просто бессмысленны. Вы сказали, что нередко предприниматели из научной сферы мечтают о том, чтобы стать как бы генералами производства, как Генри Форд. Насколько это типично? Есть ли какие-то примеры, когда научные изобретения можно вывести с помощью венчурного финансирования на какие-то конкретные продукты? Есть достаточно много положительных примеров, когда люди продавали свои изобретения и лицензии на стадии уже патентованного образца. Есть компании, которые занимаются коммерциализацией таких новых продуктов. К сожалению, мечта о том, чтобы стать директором завода, по прежнему распространена среди наших ученых, и я не знаю – почему она остается. В США сегодня насчитывается порядка трехсот пятидесяти тысяч бизнес-ангелов, у нас же их пока – единицы. Что нужно, чтобы в России эти люди пришли в бизнес, стали заниматься инновациями более активно? Должно просто пройти время, но какое-то определенное распространение этой идеи в обществе уже есть. Почему в Америке триста пятьдесят тысяч бизнес-ангелов? Я со многими из них знаком, и они, как правило, люди достаточно богатые, которые уже заработали. Они вышли на пенсию, ведут достаточно спокойный образ жизни, и, в то же время, у них есть деньги для того, чтобы в чисто протестантской этике сделать доброе дело для общества. Во многих ситуациях они не рассчитывают на то, что эти деньги вернутся. Но в любом случае они стараются, чтобы деньги вернулись и вернулись с прибылью, чтобы это не было каким-то подаянием или какой-то благотворительностью. В то же время, зная бизнес, они прекрасно понимают, что риски здесь высоки, и очень часто их инвестиции не возвращаются, хотя достаточно часто они возвращаются многократно благодаря их участию. Но у нас в России просто нет такого количества богатых пенсионеров – благодаря экспериментам девяностых годов, благодаря тому, что фаза начального накопления капитала захватила людей в достаточно бодром возрасте, средних лет и молодых, и они еще не вышли на пенсию. Будем ждать, время покажет. Что нужно уже сегодня на пути к успехам венчурной индустрии? Сегодня достаточно активно идет государственная программа стимулирования венчурных компаний, которые при определенных министерствах занимаются финансированием проектов. Идея создания Российской венчурной компании – хорошая, и наверное, это действительно приучит людей к мысли, что научные идеи имеют коммерческую ценность, что можно на этом зарабатывать честным способом, создаст определенные прецеденты. Потому что главное для венчурной индустрии – это некоторая success story, даже не средний возврат, потому что практика показывает, что и в западных странах средний возврат на государственную инвестицию невелик, то есть достаточно большие потери. Но при этом есть абсолютно звездные инвестиции, которые позволили и ученым стать сказочно богатыми, и в то же время обеспечили значительный возврат на эти инвестиции чисто финансовый, то есть они показали прецеденты. И я считаю, что у нас дело за этими прецедентами. Есть у нас определенные рамки частно-государственного партнерства. Такая форма сотрудничества способствует успеху венчурной индустрии? Частно-государственное партнерство больше относится к крупномасштабным инфраструктурным проектам. У нас в России этот термин с подачи международных институтов стал модным и его применимость несколько размазывается. Я считаю, что то, что называется частно-государственным партнерством, - это в основном удачная форма финансирования низкорентабельных инфраструктурных проектов с длительным сроком окупаемости и возвратом на вложенные инвестиции ниже, чем требуемый частным капиталом. Участие государства обеспечивает свой интерес – развитие инфраструктуры всей страны. Применять ЧГП в классическом значении этого термина (Public-Private Partnership) к венчурной индустрии нет смысла. /, 04.12.06/ |