| Молодые ученые знают 5 причин, чтобы уехать из России Им 25—30 лет. У них за плечами — научные открытия, авторские изобретения, международные награды. Глядя на них — умных, симпатичных, перспективных, — я бы с удовольствием подняла бокал за светлое будущее страны. Но... останется ли хоть кто-нибудь из этих ребят в России через пару-тройку лет? Ведь их уже ждет, распахнув объятия, Запад. 700 компьютерщиков, медиков, генетиков, физиков, химиков, селекционеров недавно собрались в Москве со всей страны, чтобы решить: как остановить утечку мозгов из России? Со сцены подбадривали друг друга. Ведь так хочется надеяться на лучшее! Зато потом, разговаривая по душам, за рюмкой, ученые вздыхали: “Жизнь придавит — практически любой из нас уедет за границу. Нам просто не оставляют выбора!” * * * Валентину 29. Занимается фундаментальными исследованиями физиологии человека. Вместе с коллегами разработал необычный способ, как студентам сберечь здоровье. Стрессы от сессий, общаг и мизерной стипендии Валентин предложил преодолевать с помощью... спиртовых настоек на растениях. Специальная компьютерная программа подбирает индивидуальные, очень маленькие дозы каждому студенту в зависимости от возраста, пола, самочувствия. Уже через месяц работоспособность, сон, аппетит улучшаются. Кроме научной деятельности Валентин преподает в медуниверситете Владивостока и еще работает мануальным терапевтом. В месяц молодой ученый получает всего... 10 тысяч рублей. Дмитрию 28. Занимается радиофизикой. Придумал, как за одну передачу сигнала в коротковолновом диапазоне доставлять в 100 раз больше информации, чем раньше. Его ноу-хау — настоящая находка для навигации самолетов в гражданской авиации, для связи с кораблями, для морских нефтяников. Оклад кандидата физико-математических наук Дмитрия — 6 тысяч рублей со всеми надбавками. Виктору 23. Программист. Изучает информационные технологии в аспирантуре. Преподает на кафедре, заведует лабораторией по теории электросвязи. Получает... 2 тысячи рублей. Подобных биографий — сотни. Кажется, и одних нищенских зарплат довольно, чтобы навсегда отбить у Ломоносовых желание заниматься наукой в России. Но у нас сложилась целая система, которая душит интеллектуальные потуги ученых. Во-вторых, научные учреждения с советских времен успели “износить” свою материально-техническую базу. Санитарное состояние рабочих мест плачевное: обваливающаяся штукатурка на потолках, протекающие трубы. Прибавьте к этому нехватку оборудования, реактивов для экспериментов, полигонов для испытаний. Справка “МК”. Сегодня траты на закупку нового оборудования составляют всего 4,4% от всех расходов государственных научных организаций. Более 42% машин и оборудования — старше 11 лет. Почти 20% вычислительной техники — от 6 лет и старше. (По данным госинвентаризации научных организаций РФ.) Проектировщик вагонов Дмитрий признается: “Я на распутье: уехать из страны или нет? Дело даже не в зарплате. У отечественной науки нет материальной базы. Мы вынуждены заниматься компьютерным моделированием, поскольку нет средств на реальные испытания”. В-третьих, очень тяжело продвигаться вперед, если нет постоянного обмена мнениями и опытом с коллегами, нет доступа к научной информации со всего мира. — В США каждый день у меня обычно начинается с просмотра того, какие статьи вышли на тему старения. Только так можно быть в курсе того, что происходит в других лабораториях мира. В Москве, к сожалению, гораздо проблематичнее следить за новостями, — говорит профессор Нью-Йоркского университета, он же завлабораторией в Москве по изучению процессов старения Евгений Нудлер. Неудивительно, что при таком информационном вакууме государственные аналитики потом жалуются на “распыленность средств и параллелизм в работе научных учреждений”, советуют сократить НИИ. Молодые ученые с периферии тем более вынуждены вариться в собственном соку. Чтобы с Дальнего Востока съездить в крупный научный центр в Москве или Питере, ученому придется потратить на дорогу всю зарплату. Председатель оргкомитета Всероссийского съезда молодых ученых, кандидат экономических наук Александр Щеглов сокрушается: “Скоро мы можем потерять всех ученых Дальнего Востока. Для них Москва недосягаема. Местной молодежи приходится переориентироваться на нужды Китая, Америки”. Справка “МК”. В 2002 году примерно 46% научных организаций располагалось на территории Центрального федерального округа. При этом только в Москве сосредоточено 32% научных организаций. В-четвертых, у молодых Кулибиных практически нет надежд, что конечный продукт их научных изысканий внедрят в производство в России. Справка “МК”. С 1990 по 2003 гг. в РФ число конструкторских бюро сократилось в 3,6 раза, научно-технических подразделений на промышленных предприятиях — в 1,8 раза, проектных организаций — в 7,8 раза. Затраты на научную деятельность зафиксированы лишь в 40% российских вузов. Сначала разработку надо запатентовать. Это требует и денег, и времени. Чтобы получить патент, необходимо подготовить комплект документов. Изучить, не было ли аналогичных изобретений в других странах и России за 50 лет. Рассмотрение заявки и экспертиза по существу сотрудниками Федерального института промышленной собственности (ФИПС) могут занять до трех лет. Но, даже если ученый получит патент, это полдела. В производство в России внедряется не более 10% изобретений. Молодые ученые зачастую отдают разработки своему вузу, чтобы тот оплатил патент. Институт, в свою очередь, продает разработку на Запад, поскольку не имеет средств подготовить ноу-хау к серийному производству. Иностранцы быстро “доводят” наш “полуфабрикат”, а мы... закупаем у Запада уже готовые продукты. В-пятых, ученым трудно найти работу по специальности. Настоящий парадокс. С одной стороны, все, включая президента, говорят о необходимости остановить утечку умов, а с другой — к 2007 году правительством запланировано сокращение госучреждений в сфере науки. Эксперт Госдумы РФ Владимир Бабкин замечает: “Сокращение может быть более чем в 10 раз! То есть с 2900 учреждений до 100...” Катя закончила два вуза (в РФ и в США), защитила диссертацию по неорганической химии. Проработала в Америке 8 лет. На ее счету участие в международных конференциях, публикации в престижных научных журналах, выигранные гранты. В последнее время Катя изучала, как улучшить переработку нефти. И вот специалистка, которая могла бы приносить миллионы нефтеперерабатывающим компаниям России, уже третий месяц безуспешно пытается найти работу в Москве, куда вернулась по семейным обстоятельствам. * * * Нищенская зарплата, убогое оборудование, информационный вакуум, отсутствие производства, невостребованность ученых... Что будет дальше? Ответить на этот вопрос “МК” попросил специалиста по инновационному менеджменту Илью Никифорова. — Мощная утечка умов из России произошла от избыточности: в конце 80-х государство по инерции сгенерировало много специалистов, а поддержать их не смогло. Причем хочу обратить внимание: эти кадры уже уехали из страны 10—15 лет назад. Те, кто думает, что у нас по-прежнему большие интеллектуальные залежи, ошибаются. Скоро уезжать будет некому! Преподаватели стареют. А молодые ученые, которые могли бы их заменить, эмигрируют. Сегодня страну уже покидают люди даже с минимальным научным заделом. Поэтому через 5—10 лет в России просто не станет учителей, которые будут готовить новых специалистов. Вот пример. Мой отец — химик-технолог. Ему 68. Его ученице — 30. Она уехала в Корею. Другой ученик — в Штатах. В советское время заказ ученым шел сверху. В итоге труд их был максимально востребован. Сегодня госзаказа практически нет. Поэтому у ученых нет денег. А продавать свой продукт сами они не привыкли. На Западе так называемые бизнес-ангелы, или венчурные инвесторы — люди, которые занимаются продвижением научных разработок, — существуют с 50-х годов. У нас обучать инновационному менеджменту в вузах начали несколько лет назад. Совместить бизнес и науку очень сложно. В лучшем случае у нас, как в промышленности, произойдет концентрация научного потенциала в нескольких центрах. В периферийных вузах сократятся направления, научные школы. Останутся те, которые ориентированы на бизнес. Недавно я встретился с директором Института ядерной физики из Новосибирска. В год он производит ядерные ускорители на 20 миллиардов долларов для зарубежья (в РФ они не востребованы). За счет этого вуз живет, содержит штат. Ломоносовы перед выбором: или прекратить научную деятельность, или изучать, изобретать и открывать, но за бугром. И не надо заблуждаться, глядя на исследователей, которые все еще здесь. Моя знакомая заметила: “На конференциях в России наши ученые уже говорят по-английски, так как все технологии ориентированы на Запад”. /, 21.11.2005/ |